Сухарева в ужасе – снегу нанесут, ковры потопчут. Да и сами гости идут с опаской – наверно, никогда прежде в господском доме не бывали.
Я распахиваю двери гостиной и ожидаемо слышу дружное «ах». Елка сияет огнями фонариков и свечей. Восторг, который я вижу на лицах и детей, и слуг, невозможно описать словами. Я вижу, как украдкой вытирает слёзы даже доктор Назаров, и чувствую себя почти счастливой.
15. Святочные гадания
Святки в Даниловке проходят шумно и весело. Дети колядуют, молодежь ходит по деревне с балалайками и гармонями, а девицы еще и гадают.
Сама я в этих забавах участия не принимаю – гадать одна боюсь, а выдать кому– то свои тайны не решаюсь. После того, что случилось, я уже ничему не удивляюсь.
А вот дворовые девушки гадают с удовольствием. Кладут гребни под подушку, капают растопленным воском на воду, вытаскивают поленья из дровниц. Хохочут так громко, что мне слышно их даже при закрытых окнах.
А для самого интригующего гадания они собираются на кухне. Ставят свечи, зеркала. «Суженый-ряженый, явись ко мне наряженный». Даже я, снедаемая любопытством, прихожу на них поглядеть.
– Анна Николаевна, садитесь с нами! – приглашает Сухарева.
Но я качаю головой и устраиваюсь чуть поодаль. Интересно, что бы они сказали, если бы в ответ на мой запрос зеркало показало принца на лексусе?
Вот в отражение в зеркале вглядывается побледневшая взволнованная Варя. Для нее, в отличие от жены управляющего, это – не баловство. Она своего суженого еще не заарканила.
– Нету там никого, – шепчет она.
– Смотри, смотри лучше! – советует Анастасия.
Остальные девушки хихикают, переглядываются, но я вижу – они тоже нервничают. Для каждой из них замужество – слишком важный шаг. Тем более, что отнюдь не все они выйдут замуж по любви. Большинству из них выбирать суженого по сердцу никто не разрешит.
– Ах! – вдруг вскрикивает Варя и взмахивает рукой – будто прогоняет кого-то. – Не он!
– Что? Что, Варюха? – суетятся подружки. – Что показалось? Да говори же ты, не томи!
Но Варя не может вымолвить ни слова. Губы у нее дрожат, а по щекам текут слёзы. Так она и выбегает из кухни, никому ничего не сказав. А следом за ней выскальзывает и Стешка, невесть как пробравшаяся на такое взрослое мероприятие.
Веселье затихает. Никто из девушек не решается подойти к зеркалу.
– Говорила вам – остерегитесь! – качает головой кухарка Лукерья Ильинична. – Нет, всё вам надо знать наперед. Идите вон лучше за околицу – валенки бросать. Ночь лунная, дорогу хорошо видать.
Девушки шумной стайкой выбегают на улицу. Сухарева отправляется спать. Мы с Лукерьей Ильиничной остаемся на кухне одни.
– Вот ведь дурехи! – не унимается она. – И ведь всякий раз этим заканчивается. Как-то одна девка до того догадалась, что рассудка лишилась. Тоже про жениха узнать хотела. Уж не знаю, показалось ли ей чего, или от своих дум умом тронулась, но только замуж она так и не вышла. Оно и понятно – кто к болезной посватается.
– А что же Варя увидала? – я не люблю сплетничать, но спать мне еще не охота, а кухарка как раз взялась кипятить молоко, а для меня молоко с медом – лучшее средство от бессонницы.
Женщина хмыкает:
– Знать, не того увидала, кого хотела. Она, вишь, жениха-то себе уже придумала.
Я знаю, о ком идет речь – о том самом бородаче, который, будь я чуть порешительней, уже томился бы в остроге.
– А может, и ничего, что она другого увидала, – говорю я, прикладывая ладони к горячей глиняной кружке. – Тот-то, другой, может не в пример лучше.
Лукерья Ильинична тоже садится за стол – правда, на почтительном от меня расстоянии. Вздыхает:
– Нет, ваше сиятельство, Кузнецов-то ведь – человек хороший. И статью вышел, и норовом. А уж в поле работает – залюбуешься. Не зря Варвара по нему сохнет.
Мне трудно с ней согласиться. Мне вообще кажется, что мы говорим о разных людях.
Помочь мне приготовиться ко сну в эту ночь приходит не Варя, а Стешка.
– Вы, ваше сиятельство, на сестрицу не серчайте. Я-то не хуже управлюсь, – деловито заявляет она.
Я усаживаюсь в кресло, и девочка достает из моей прически шпильки и ленты. Ее движения не так ловки, как у Вари, и пару раз я едва не вскрикиваю, когда она излишне усердно тянет мои локоны. Но я вижу, что она старается изо всех сил.
Мы с ней уже почти друзья. Конечно, она, в отличие от меня, считает, что между нами – пропасть, и никогда не забывает об этом. Но уже, кажется, не боится меня и иногда даже позволяет себе вот как сейчас запросто со мной поболтать.
На Рождество я подарила ей настоящую куклу – с фарфоровой головкой, с длинными волосами, в роскошном платье. Она долго не верила, что игрушка теперь ее, и прежде, чем взять ее в руки, тщательно вымыла их.
Лукерья Ильинична говорит, что Стеша посадила куклу на подоконник в комнатушке, которую они с сестрой и еще одной девушкой занимают во флигеле, и никому не разрешает ее трогать.
– А что же Варя-то, всё плачет? – спрашиваю я, уже переодевшись в ночную рубашку.
Девочка кивает: