Как в кино

Придерживая, Лиза вывела его в соседнюю комнату и усадила на низкий диванчик. Положила подушку, предугадывая, что Роман сейчас завалится на бок, и погладила его спутанные волосы.

– Сестренка, – протянул он с нежностью, опрокинулся на подушку и мгновенно уснул, точно нырнул в темную глубину забытья.

– Спи, солнышко, – прошептала она.

Стянула с ног домашние кеды, уложила брата как следует. Достав из комода плед, укрыла его, а сама укуталась в теплый старенький палантин, который уже не стоило надевать на выход. И вдруг поняла, что не хочет возвращаться в столовую. Кто знает, что там происходит. Подошла к окну, за которым зябко вздрагивала на ветру обнажившаяся береза. Теперь до лета никакой зелени… Надо было туи сажать, как у всех соседей, а они с братом решили устроить у себя левитановский уголок.

«Не накручивай! – остановила себя Лиза, натягивая палантин. – Ничего там не происходит… С его стороны это был чистый читательский восторг, не более того. Ему уже за сорок, ей… Сколько? В любом случае между ними пропасть… Это мы с ним люди одного поколения. И Антон ведь ко мне и пришел сегодня! Не просто же так пришел… Мне сейчас так паршиво только потому, что Ромка все испортил – напился, уснул. Какой девушке это понравится? Хорошо, его хоть не вырвало у Аси на глазах. Кстати, надо подставить таз…»

Брат жалобно застонал за ее спиной. Не оборачиваясь, она вновь увидела пухлощекого кудрявого мальчика, который постоянно цеплялся за ее руку, боялся темноты и обожал, когда сестра читала ему вслух. Раньше читала мама, но Ромка этого даже не помнил. Сознательно стер из памяти все, связанное с родителями?

«Почему мы до сих пор не сняли фильм о нашем детстве? – задумалась Лиза. – Если следовать его логике, для нас с ним это самая жизненная история».

Теперь ей было неловко от того, что она толком не поддержала брата, хотя разделяла его точку зрения. Зачитываясь Набоковым и Сартром, кино Лиза всегда считала более массовым видом искусства. Да и можно ли вообще считать искусством живые картинки?

Не то чтобы она презирала то, чем они с Романом занимаются, но полагала, что фильмы смотрят те, кто не дорос до чтения книг. А этим людям чужд символизм и игра аллегорий, поэтому Лиза сочиняла незамысловатые истории, в которых герои грызлись друг с другом, как бродячие псы, и это сходило за драматургические конфликты. Редакторы всех каналов, с кем Воскресенским довелось поработать, довольствовались тем, что их персонажи говорят языком улиц и движут ими примитивные желания. Рейтинги сериалов, которые снял Роман по сценариям сестры, были довольно высокими, значит, зрителям действительно нравилась подобная чушь.

«А эта девочка хочет сказать новое слово в кино. Не пойму, злит меня это или вызывает сострадание? Но точно не восхищает… Ася быстро поймет, в какое время мы живем. Примитивное мышление окутывает планету. Люди хотят получать перед телевизором порцию адреналина, ржать и реветь. Никому из них не хочется… Как Антон сказал? Упиваться. Тратить силы ради пяти процентов, которые поймут? Стоит ли?»

До нее вдруг донесся щелчок замка, и Лиза встрепенулась: что это? Бросилась в столовую, которая оказалась пуста, метнулась в прихожую. Чужой одежды не было на вешалке, Антон увел Асю…

Несколько секунд Лиза стояла в оцепенении, глядя на закрытую дверь. Потом подкралась к окну, чуть отогнула штору: эти двое уже подходили к калитке. Они переговаривались так оживленно, что Ася, как школьница, передвигалась боковыми прыжками, повернувшись к Антону и ловя каждое его слово. Даже в сумерках было видно, как раскраснелось ее лицо, наверное, он продолжал ее расхваливать.

У Лизы отлегло от сердца: им просто захотелось поболтать вволю, и они побоялись разбудить Романа. Тактично ускользнули из дома, где уже и так засиделись. Она же не вышла попрощаться…

– Ничего плохого не произошло, – прошептала Лиза, продолжая держать их взглядом. – Люди должны общаться.

У девочки что-то случилось с бабушкой, Ася была расстроена, и ворох сердечных слов, которыми Антон осыпал ее, как осенними листьями, поднял ей настроение.

«Он просто добрый человек, – повторила Лиза. – Это же хорошо. Может, и меня согреет… Я тоже этого жду».

Брат спал, время от времени издавая страдальческие стоны, звонить матери не имело смысла, а больше некому было ее согреть. Палантин оказался слишком тонким… Бросив на столе грязную посуду, Лиза поставила у дивана таз и поднялась в спальню. Забралась под одеяло с головой, надышала в своей берлоге, как в детстве, и только тогда высунула лицо. Вокруг стояла такая тишина, будто она осталась последним человеком на планете.

«В дверь постучали», – вспомнился ей «самый страшный рассказ».

И вдруг мучительно захотелось написать нечто подобное, некоммерческое и пронзительное. Не «ужасный» рассказ в две строчки, конечно… Тихую новеллу об одинокой женщине, которую согревает лишь одеяло. А получится ли? Когда она писала что-то не «на заказ»? Да никогда… Вот удивительно! Почему?