Как в кино

С этой мыслью он и опрокинулся во тьму, этой ночью вытеснившую сны.

* * *

– Прости-прости-прости! Это было отвратительно. Мерзко. Сам понимаю!

– Не смею возражать.

– Ася, ну сжалься! Оставь этот сарказм… Я и так готов на стену лезть.

– Насколько я знаю, это называется похмельем. Хотя сама не испытывала.

– Похмелье тоже… Само собой. Все суставы выкручивает! Но мне еще и чертовски стыдно перед тобой… Пригласил в гости, называется.

– Я тоже не уловила смысла этого приглашения…

– Жуть просто… Как это вообще произошло? Я же почти не пью.

– Наверное, вчера ты принял годовую норму. С чего бы?

Роману пришлось стоять в дверях, пройти в дом Ася не пригласила. Мялся на черном коврике, комкая смешную оранжевую шапку, которую любил за то, что Варя когда-то сказала: «В ней ты похож на ожившую радость!» Ася, конечно, не знала этого, но ему все равно стало неловко: не стоило приносить в ее дом мандариновую память о другой девушке. А может, и вообще не нужно было приходить этим утром… Выждал бы пару дней, чтобы отвращение, которое вызвал вчера, улеглось в Асиной душе, тогда не нарвался бы на залпы ядовитой иронии.

Лизе он не сказал, куда отправился, иначе не пустила бы. Женщины не умеют прощать так быстро, они обе наверняка пестуют обиду на него. Асе еще и одной добираться пришлось в потемках! Или…

– Тебя кто-нибудь проводил?

Серый взгляд стал просто стальным, так и ранил. Она процедила:

– Антон проводил.

– Какой Ан… А… Так он тоже был у нас?

– Как тебе удалось запомнить, что я там была?!

– Это просто: мы с тобой вместе приехали… И я еще был трезвым.

– Достойное оправдание.

– Он потом вернулся к Лизе? Не знаешь? Надеюсь, этот тип не ночевал у нее…

– У нее? Н-не… Не знаю. Кажется, он пошел домой.

– Это он тебе мог так сказать… По-моему, этот садовник подбивает клинья к моей сестре.

– Тебе так кажется? Или она говорила?

– Я вспомнил: когда мы с тобой приехали, этот дед уже был у нас. Вот тебе и доказательство.

– Дед?

– Ну для тебя-то точно… Надеюсь, ты обращаешься к нему по имени-отчеству?

Глядя на его мокрые кроссовки, она покачала головой:

– За что ты его так невзлюбил?

– Скажи, за что мне любить его, и я полюблю…

– Я подумаю. У тебя все? Мне пора собираться.

– Ты в Москву? Подбросить тебя?

– Я не сяду в машину с человеком, страдающим от похмелья.

– Да что вы говорите, мадемуазель! Тогда тащитесь на электричке…

– Целее буду.

– Ты все еще злишься…

– Я прощаю тебя. Ты доволен?

Чуть склонив голову на бок, Роман протянул руку:

– Ладно. Мир?

Лишь на мгновение вложив свою, Ася отдернула ее так поспешно, что он сморщился:

– О, как тебе противно…

Она отступила:

– Ну все, мне пора.

«Да меня просто выперли, как мальчишку! – осознал Воскресенский, когда Асина дверь захлопнулась за его спиной. – Какого черта я вообще приходил? Извиняться вздумал… Перед кем?! Перед студенткой, которой до меня еще расти и расти… Нет. О чем я?! Нельзя так думать, это мелко. При чем тут возраст? А что тогда при чем?»

Неторопливая туча над его головой прохудилась и заморосила так мелко и нудно, что захотелось броситься бегом, но Роман лишь прибавил шаг. Почему он вечно забывал взять зонт? Есть же люди, которые всегда просчитывают последствия, их дождь врасплох не застанет…

Белесые сухие стебли травы, пучками торчавшие вдоль канавы, почему-то напоминали о зиме, точно символизировали смерть. Выкосить бы их… Он зацепился взглядом за маленькую иву, еще сохранившую листки, напоминавшие серебристых рыбешек. Все лето Воскресенский собирался тайком выкопать это деревце и пересадить на их участок, но сейчас было не до того, да и слишком светло, чтобы воровать. Пусть даже эта ива никому и не принадлежала…

Мысленно пообещав ей вернуться после заката, Роман сунул руки в карманы куртки. Не для того, чтобы удержать их от кражи, просто пальцы замерзли.

«Что собой представляет эта Ася? – подумал Воскресенский обиженно. – Да ровным счетом ничего. Кажется, она что-то пишет… А кто не пишет в двадцать лет? Какого черта я вообще притащил ее к нам домой? Лиза наверняка вообразила невесть что… Надо поговорить с ней, разубедить. И придумать, зачем я привел эту Асю».

Но сестры дома не оказалось. За завтраком, который Роман еле впихнул в себя, Лиза не говорила, что куда-то собирается, но – ему пришлось напомнить себе об этом! – она была взрослым человеком, имела право на свою жизнь и не обязана была докладывать младшему брату о своих передвижениях.

«Надо заняться делом», – велел себе Воскресенский и поднялся в кабинет, радуясь тому, что небольшая прогулка пошла на пользу: его больше не мутило, и даже суставы перестали болеть. Нужно было взяться за раскадровку очередной серии, но Роман никак не мог сообразить, которая сейчас на очереди. Пришлось порыться в столе, найти уже сделанные материалы.

– Пятая, – с упреком произнес он вслух. – Что, старик, склероз начинается?