Как в лучших домах…, или Дело было в отпуске

– Воронцов! Я тебя ненавижу! – в сердцах выкрикнула я, лёжа лицом в грязи. Никита помог мне подняться, поставил меня на ноги и одной рукой держа меня за талию, второй попытался собрать грязные ошметки с моего лица и волос. Ему это плохо удавалось, потому- что грязь хорошо прилипла ко всем частям моего тела. Я посмотрела на испачканное лицо Воронцова и эти его тщетные попытки почистить меня, всё вместе вызвали у меня приступ смеха. И я рассмеялась на весь лес. Мой смех подхватил и Воронцов, а глядя на машину, я увидела смеющееся лицо своей помощницы. Грязные, уставшие мы сели в машину и покатили дальше. Мы ехали, сбиваясь с дороги, заезжая то на поляны, то натыкались на молодой, непролазный лес, но Воронцов находил дорогу, и мы продолжали свой путь дальше. Я думала, что не будет ни конца, ни края нашей поездке, но вот мы выехали из лесного массива на гравийную дорогу. Вдалеке виднелась деревня, два ровненьких ряда домов и два дорожных указателя по обе стороны дороги. На одном из них было написано" п. Горный", это название деревеньки, куда мы держали свой путь, а на другом было написано" Рэхим итегэз",что по- башкирски означает "Добро пожаловать." Радости моей не было предела, – Ну, наконец-то!

– Сейчас приедем, помоемся в баньке и отдохнем, -пообещал нам Никита, положив при этом свою руку мне на коленку.

– Знаешь, что, Воронцов? – зло сказала я и скинула его руку со своего колена, – Иди ты знаешь куда?

– Ку- да-а? – растягивая слоги, спросил он меня и по его смеющимся глазам, я поняла он издевается надо мной.

– Вот, в баню и иди! – конечно же, я хотела послать его куда подальше, по всем известному маршруту, но сдержалась.

– Ой, Наташ, прекрати ты, – начала заступаться за Воронцова Динара, – ничего страшного не случилось. Подумаешь, пару раз застряли, чё такого-то?

– Динар, это у тебя эмоциональный диапазон, как у зубочистки, – отрезала я, – Что бы ни случилось, ты спокойная, как танк.

– Конечно, а чё мне переживать то? – как ни в чём не бывало ответила моя подруга.

– Ладно, всё. Давайте, дальше поедем молча, – в приказном тоне произнесла я и добавила, – а то переругаемся, даже отдыхать не начав…

– Как скажешь, молча, так молча. Ты же у нас босс! – поддела меня подруга. Мы проехали ещё минут десять-пятнадцать и въехали в деревню. По обе стороны улицы стояли домики. Некоторые из них были старые и имели не ухоженный вид, со старым шифером на крыше и перекошенным забором вокруг. Некоторые, вполне современные, с пластиковыми окнами, обшитые сайдингом. Были и такие, обшитые досками, но свежевыкрашенные и наличники на окнах, и сами доски, и забор.

На первый взгляд народ здесь был дружелюбный. Бабки, сидевшие возле домов на лавочках, кивали, завидя нашу проезжающую мимо них машину, своими головами в цветастых платочках. Мужчины, попадавшиеся нам по дороге, приветственно поднимали руку, то ли они знали Воронцова, то ли здоровались так со всеми подряд. И, даже, дети, играющие то там, то здесь, махали нам руками и радостно улыбались. Я, сидевшая впереди, на пассажирском сиденье, тоже всем кивала, махала и улыбалась.

На первом же повороте мы повернули на лево и поехали по небольшому, но крепкому настилу через, протекающую внизу речку и выехали на следующую улицу. Как объяснил Воронцов, в деревне три улицы. Та по которой мы ехали вначале, главная и самая длинная улица, а по бокам от неё ещё две, но более короткие улочки. Та на которую мы въехали сейчас, была отделена от главной улицы, речкой. А та, другая, была отделена от неё негустым олешником. Но, как пояснил Никита здесь простой кустарник ольха, называют елоха и тогда получается, что улицы отделяет друг от друга, как бы сказали местные, елошник. Никита сказал, что аборигены делают из этой ольхи-елохи, даже банные веники, но меня уже ничем не удивишь. По роду своей деятельности, я и не такое видела.