Как в лучших домах…, или Дело было в отпуске

Мы подъехали к высокому дому с мансардой и красивыми резными наличниками, которые сразу бросались в глаза. Невысокий синий забор отгораживал территорию усадьбы от дороги. На калитке, в виде арки, была прикреплена металлическая дуга, по которой вились молодые вьюны. Мы вылезли из машины, забрали свои вещи из багажника и вошли в калитку, любезно распахнутую перед нами Воронцовым. Динара шла первая, я за ней, замыкал шествие Воронцов. Шли мы по аккуратной, не очень широкой, выложенной мелким гравием, дорожке, по обе стороны которой росли цветы. Тут были и ещё совсем маленькие росточки осенних астр, и поздноцветущие цинии, и уже процвёвшие нарциссы, и набирающие бутоны ирисы, и богато цветущие пионы. Вот за углом, рядом с крыльцом, прямо под сливом, стоит большая бочка для сбора дождевой воды. Глядя на все это, я как будто вернулась в детство. У моей бабушки, во дворе, всё было точно также. И висевшие на заборе стеклянные банки, и сушившиеся на штакетинах калоши, и маленький летний домик, под одной крышей с крыльцом и верандой основного жилища, и чуть дальше, по дорожке, в большом огороде" домик для раздумий", именуемый в простонародии, уборной. И собачья будка, но уже без собаки, с заботливо смотанной цепью, висевшей здесь же, на гвоздике." В хозяйстве, ведь всё пригодится." От раздумий и приятных воспоминаний меня отвлек голос, принадлежащий женщине, стоявшей на крыльце. Это была невысокого роста женщина, славянской внешности. Одета она была в красное платье, с длинным рукавом, симпатичный синий фартук в мелкий красный цветочек, и несмотря на теплую погоду, в вязанную, шерстяную безрукавку на пуговицах, и в вязанные же, шерстяные носки, на голове её был повязан синий шерстяной платок.

Увидев Динару, шедшую первой из нас, она на мгновение оторопела, я поняла это потому- что, она хотела что-то сказать, но замолчала и теперь стояла с открытым ртом и широко открытыми глазами. А увидев меня и Воронцова пришла в себя и вздохнула, с каким-то облегчением.

– Никитушка, сынок! – воскликнула женщина и протянула к нему руки, он обнял её с такой нежностью и любовью, что от этой умилительной картины, у меня на глаза навернулись слёзы.

– Тётушка! -сказал он, освобождаясь от её объятий, – Я весь грязный, -и добавил, – Позволь представить тебе моих спутниц. Это Наталья, моя начальница, – и он положил руку мне на плечо, -А это Динара. Я тебе про них рассказывал.

Зинаида Сергеевна, а это была именно она, родная сестра Нины Сергеевны, матери Никиты, соответственно его родная тётка, почему-то сначала обратила внимание на меня, хотя Динара стояла ближе к ней. Она взяла меня за руку и с минуту разглядывая, произнесла:

– Ты очень хороший и добрый, солнечный и светлый, но что-то гнетёт тебя. Какая= то боль в душе твоей…

– Да – ответила я тихо, – У меня, меньше года назад, умер папа…

–Да-а, вижу что-то такое…-продолжала она свои предсказания, – И беда ходит рядом. Но у тебя есть сильный ангел хранитель, который оберегает тебя от всех напастей.

Я забыла вам рассказать, по словам Никиты тётя его была знахаркой и травницей, а также предсказывала судьбу и лечила людей. К ней съезжались люди со всей республики, кто за исцелением душевных и телесных недугов, а кто за помощью в достижении своих корыстных целей, таких как приворот любимого, привлечение денег и удачи. Но таким людям, как говорила тётя Зина, с чёрной душой, она не помогала. Она считала, что если ты человек хороший и работящий, то удача не обойдет тебя стороной и ты сам сможешь заработать себе на хлеб с маслом. А за приворот любимого, вообще, никогда не бралась. " Насильно мил не будешь."– как говориться, если человек не твой, тут уж никакие привороты не помогут.

Она, не отпуская моей руки, взяла руку Никиты и сжала её так-же сильно, как и мою, при этом как -то лукаво улыбаясь. И я заметила, что у неё такие-же красивые, зелёные, добрые и улыбающиеся глаза, как и у Никиты. Оно и понятно, племянник ведь родный, – Я вижу вас вместе. – сказала она после минутного молчания. Мне очень понравилась эта пожилая женщина, своей добротой и открытостью, своей душевностью и непосредственностью.

– Ну, наверное, – не понимая куда она клонит, – Мы же вместе работаем, да и живем рядом…

– Нет, – продолжала она, улыбаясь, – Тут другое…

– Тётушка, любимая, – перебил её Воронцов, – мы ужасно устали, дико хотим есть нам помыться бы…

– Господи! Детки, милые вы мои. Конечно- конечно! – засуетилась Зинаида Сергеевна, – проходите в летний домик, я вас туда определила. Скидывайте всю грязную одёжку и айдате обедать. А потом пойдёте в баню, скоро готова будет. – и глядя на Динару, добавила, – А ты, деточка будешь на веранде спать, чтобы и мне не страшно было, а Никитушка с Наташенькой, пускай в летнике отдыхают. От такого распределения койка-мест, я хотела было возмутиться, это же чистой воды сводничество, но промолчала, потом выскажу Воронцову свое недовольство.

Мы втроем вошли в летний домик, и я уже хотела начать раздеваться, но присутствие Воронцова смутило меня.