Как в СССР принимали высоких гостей

В ответ на это министр двора заявил, что никаких политических соображений, препятствующих поездке, нет: «Мы достаточно теперь сильны, чтобы принимать своих друзей, не считаясь с тем, приятно это или нет некоторым другим державам – я понимаю, что Вы имеете в виду Англию» [133]. Предложение ехать отдельно вызвано, по словам министра, только протокольными соображениями. Кроме того, «мы не хотели бы, чтобы создавалось впечатление, что Вы приехали в нашу столицу исключительно ради падишаха, а не для нас самих». Далее министр двора попросил советских представителей погостить в Тегеране подольше и остаться там и после отъезда падишаха. «Ваш отказ от поездки в Тегеран я буду рассматривать как личное оскорбление и должен вам пригрозить разрывом дипломатических отношений», – шутливо закончил он. В результате было принято решение, что советские прикомандированные явятся проводить падишаха в момент его отъезда из Пехлеви, затем самостоятельно (министр двора обещал предоставить автомобиль) отправятся в Тегеран, где примут участие во встрече.

Между тем время приближалось к 10 часам, но признаков начала обеда не было. Сконфуженный министр двора пригласил гостей в столовую. Аманулла-хан не вышел к обеду, он предпочел обедать в своих покоях с семьей. Есть основания полагать, что такое поведение падишаха вызвано тем, что от церемонии отстранялась королева [134]. Несмотря на отсутствие падишаха, обед состоялся (распределения мест не было). В присутствии афганских министров министр двора был подчеркнуто любезен с Флоринским, выражал надежду, что тот подольше погостит в Тегеране и они сыграют в его любимый бридж. При этом постоянно подчеркивалось, что советские представители едут в Тегеран не только ради падишаха (говорилось это громко, чтобы слышали афганские министры). Обед прошел «сумбурно, без всякого подъема. Выступали певички шантанного типа. Никаких речей не было. Странный был обед», – вспоминал Флоринский [135].

На следующий день, прощаясь с падишахом, Флоринский от имени своих коллег пожелал ему и королеве счастливого пути. Аманулла-хан выразил удивление и легкое недовольство, узнав, что по просьбе персидских друзей советская делегация самостоятельно направляется в Тегеран. Последующие дни пребывания падишаха в Тегеране были ознаменованы, в том числе, столкновением правил европейского протокола и этикета с восточными традициями. И если в предыдущих поездках падишах пытался проводить свою линию в этом вопросе, то есть демонстрировал приверженность европейским нормам поведения, то в Тегеране он был вынужден следовать традициям Востока.

9 июля падишах торжественно въезжал в Тегеран без супруги: ее встречала шахиня, и они въехали в город на полчаса раньше, но днем падишах демонстративно ездил с женой по городу. Во время одной из прогулок он купил в лавочке персидские туфли, что дало повод для враждебной против него кампании со стороны части общества: «Какой это падишах, если сам себе покупает туфли» [136]. Таким образом, отстаивая свои принципы, падишах настраивал против себя и в конечном итоге против своего государства ту часть населения восточных стран, для которых монарх должен «непременно находиться в ореоле величия и быть недостигаем для подданных» [137], – заявил в беседе с Флоринским в Военном министерстве начальник штаба Д.Д. Нахичеванский. Более терпимым он оказался по отношению к чадре: «Пора снять, но это нелегко – нужно выдержать солидную борьбу с предрассудками старшего поколения» [138].

Во время встречи собеседники обсуждали не только проблемы традиционного поведения на Востоке, говорили и об Индии, об афгано-индийских отношениях, о посылке молодых персов в иностранные военные школы [139]. Начальник штаба (воспитанный в России) заявил Флоринскому, что только с установлением «советского режима» стали возможными дружеские отношения между странами.

В этот же день начальник протокольной службы НКИД встретился с заместителем министра иностранных дел, с которым они говорили о СССР, о советско-персидской дружбе, о путешествии падишаха. Заместитель министра «выразительно» заметил, что ему известны добрые отношения СССР с Афганистаном. Говоря о назначении турецких инструкторов в афганскую армию, он поинтересовался у Флоринского, действительно ли турки уступают афганцам большую партию военного снабжения из своих запасов, образовавшихся из-за значительных закупок и из-за захваченного у греков оружия, полученного теми от англичан. Флоринский ответил, что англичане на этот счет мастера, в свое время и Красной армии пригодилось их вооружение, которым они снабжали белые армии в период интервенции [140].