Но! Она (тоже – в «своем» янтаре) уже замерла и стала разглядывать возникшую перед ними помеху (мелкую, разумеется; но – каким-то
Замерла и их мускулистая обслуга, клубившаяся поодаль и бывшая пока несущественной.
Первый – вальяжноглазый и костистый, и весь какой-то смутно знакомый, обмундированный в заоблачно дорогую (даже для вольного воображния) костюмную «тройку», на сгибе пиджачноманжетной руки (обращали на себя внимание запонки) не несший никакого зонта, был настолько поглощен беседой, что и сам (так и виделось, что он лишь минуту назад покинул свой лимузин) не приметил, как остановился.
Второй (в полном отличии) – опасную встречу сразу же локализовал и вычленил из волшебной ирреальности города; да! Место – было приметным.
Время – было приметным.
Люди – приметными не были: они пришли сюда поделить вре’менные блага. И внезапно столкнулись с вечным.
Но! Всё продолжилось – во временности.
Невысокий и коротконогий субьект из «Атлантиды» (причём – так и не соизволивший сменить памятного нам спортивного костюма) был явно при важном (добычливом) деле: вот он то как раз и нёс в вежливой правой руке сложенный зонт (одновременно жестикулируя левой).
Причём (именно что
Илья стал уверен, что для коротконогого встреча не была случайна. Тем более, что давешний «спарринг-партнёр» просто, как знакомому, кивнул Илье.
– Странно. Это ведь политикан здешнего полиса, часто выступает в СМИ «за всё и против всего», где-то я его видела; один и без лакеев, что он здесь делает? – удивилась досадной помехе женщина, причем звенящего своего голоса она совершенно не сдерживала, ибо зачем?
Яна сказала: «странно». Она – янь, произнесла: «странно». Она (почти всеведущая) не учитывала подглядывающего за ними убийцы Пентавера-Цыбина (египтянина в теле поэта, переполненного волей к власти над реальными версификациями бытия).
Поэт (давеча) – собрался совсем уже сбежать в Москву, за карьерой; но – «составному» разночинцу не было нужды множить сущности (Москва нашлась и в Санкт-Ленинграде).
Яна (не) сказала: «странствовать» – смыслом; но (разумеется) – её услышали. Причём – до того, как она продолжила:
– Да, я этого политикана узнала: я знакомилась с бытом аборигенов, – повторила она. – С чего бы ему так привольно разгуливать и путаться под ногами?
– Ты опять груба и пошла в определениях, – отозвался (голоса тоже не приглушив) Илья. – Впрочем, пусть их, наверняка они творят какую-нибудь очередную пошлую подлость.
От этих их слов, как от публичных пощечин, вальяжный (возвращенный в реальность из своих эмпиреев) поплыл лицом, уподобившись неокрепшему серому облачку; он хотел заговорить; но – голос он так же утратил и стал быстро-быстро открывать и закрывать (как рыба, что тщится отщипнуть себе воздуха суши) тонкогубый рот.
– А я знаю второго, это просто бандит, – мимоходом отозвался Илья.
Пентавер – услышал. Ничего не понимая, он внимал. Его тело – менялось, становясь каким-то отстраненным (странствовало в «новых» смыслах); но – не обретая настоящую всевозможность.
Обозначенный Ильёю бандит – мгновенно взбугрившись, должен был бы на нашу странную пару кинуться; но – отчего-то (очень не случайно) не кинулся!
Стало быть, только лишь для политикана нежеланная эта встреча явилась катастрофической неожиданностью. Обозначенному (поименованному – кто он там в первой истории: псевдо-Прометей или псевдо-Ной?) бандиту встреча с ними была непреклонно предопределена.
Или (даже предсказана) – либо его учителем, либо силами многожды более властными.
Яна и Илья – произведенного ими в серых человеческих клетках переполоха словно бы не видели, ибо – в этот самый миг янтарно освещенное пространство последнего на мосту фонаря отпустило их.
Они – посмотрели друг другу в глаза и могли бы увидеть только глаза друг друга: её (исчезающе карие и почти зеленые) и его (тоже совершенно обычные, серые); казалось бы – ничего от Первородства.
Но! Они (друг на друга) не смотрели, а поднимали (друг друга) из ада.
– Пойдемте отсюда! Немедленно пойдемте, – совершенно раскисший вальяжный словно бы захотел последовать их (невидимому и недосягаемому) примеру; но – даже его баснословный костюм мгновенно взмок и почти провонял.
Он совсем было захотел схватить спутника за руку; но – нечаянно схватился за зонт (помните, ещё матроны-римлянки так брались за «жезл» Приапа в семейном алтаре?).
Одновременно с этим символическим действом Яна (а они меж тем уже миновали янтарь фонаря) легко подытожила встречу:
– Верно, это и есть твои добрые люди? Роль Харона им не подходит, мелковаты по повадкам и виду.
– Мелковаты; но – они не сами по себе, и роль им подходит.