Как вернувшийся Данте

Итак – Орфей (уже даже не юный ученик музыканта; вольно’ ему) собрался сойти за Εΰρυδίχη в Аид; то ли – в гордыне своей полагая, что по силам ему; то ли (что более правдоподобно) – надеясь, что давая имена всему встречному, изменит если не форму всего, то видимость всего; наивно полагая – что сойдет ему это с рук); итак – Орфей:

1. Орфей, укрощающий зверей своей музыкой («Мет.», 10:86 – 105). Музыкальное искусство Орфея было таковым, что он не только укрощал диких животных, но и скалы сдвигались и деревья склонялись к нему при звуках его лиры. Он сидит под деревом, перебирая струны лиры, или – особенно в итальянской ренессансной живописи – он играет на лире да браччо – инструменте семейства Виол. Он молод и обычно носит лавровый венок – награду за победу на состязаниях поэтов и певцов в античной Греции. Животные всех видов, дикие и домашние, мирно расположились вокруг него. В ветвях сидят птицы. Эта тема была популярна в римскую эпоху, а ранние христианские художники использовали ее для того, чтобы изобразить Мессию, с приходом которого «волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком» [Ис., 11:6]. Ранние изображения Христа в образе пастуха – юного и безбородого, сидящего среди стада и держащего лиру восходят к образу Орфея. (см. также Семь свободных искусств.)

2. Эвридика, убитая укусом змеи («Мет.», 10:1 – 10). Эвридика, жена Орфея, убегая от ненавистного поклонника, наступила на змею и умерла от ее укуса. Она изображается лежащей мертвой на земле, Орфей проливает над ней слезы; на заднем плане демоны тащат ее душу во врата Гадеса. Или она убегает от своего преследователя Аристея. Или на фоне пейзажа в античном стиле художников XVII века. Орфей играет на лире непринужденно расположившимся слушателям, не подозревая о том, что в этот момент неподалеку Эвридика в испуге вскакивает на ноги. Змея обвивает ее лодыжку или, иногда, руку.

3. Орфей в подземном царстве («Мет.», 10:11–63). Орфей спустился в подземное царство и силой своей музыки убедил Плутона позволить Эвридике вернуться на землю. Плутон позволил это при условии, что Орфей не обернется и не взглянет на нее, пока они не окажутся наверху. Но в самый последний момент Орфей не удержался и обернулся назад, в тот же миг Эвридика навеки исчезла в царстве теней. Потеря Эвридики заставила Орфея навсегда отвернуться от женщин. Это вызвало гнев менад Киконии во Фракии, и они разорвали его на куски.

На деле (конечно – в теле конечном) – всё было не совсем не так. Во всяком случае, не настолько возвышенно. Орфей – отвернулся от живых женщин, взяв за основу в окружившем его Хаосе – женщину мертвую, дабы (в бесконечном поиске «дике») выстроить вокруг неё свой «личный» Космос.

Более того: на деле даже «это» – не так! Не так ли и мы – ищем веры и знания, чтобы построить вокруг себя понятное мироздание?

Иначе – никак; а вот когда выясняется, что всё – из-меняется (достаточно лишь измениться точке приложения сил); но (сначала мы ошибаемся) – измышляя точку отсчёта именуя её по разному (причём – всегда не верно).

На деле – Орфей всегда не так выстроил (и будет выстраивать) свой мир вокруг «потерянной» любви; нас же с вами интересует единственный миг, когда он – имея шанс воскресить – не сумел.

Вот как это могло бы быть (наверное):

Из-за нее, любимой, убиваясь,
всех плакальщиц перерыдала лира,
и сотворился мир из плача, где
все повторялось снова: и леса,
и долы, и дороги, и селенья,
поля и реки, птицы и зверье;
над плачем-миром, как вокруг другой
земли, ходило солнце, небо, звезды, -
плач – небо в звездах, искаженных мукой, -
из-за нее, любимой.

Как раз в «этот миг» – «воля к жизни душегуба Цыбина» (в самосознании приговорённого прижизненной мумификации царевича Пентавера) «обустраивала» себя в темнице собственного тела (и это – помимо древнеегипетского застенка, где другое «ег» о тела ожидало казни).

Как раз в «этот миг» сам Пентавер (уже – в теле поэта, но – тоже в Хаосе собственного мироздания) – ища себе точку опоры и находя её вполне орфически, молча слушал стихотворные тексты.

Не те (орфические) тексты – которые Илья читал Яне (хотя – те тоже); но (прежде всего) – вспомнились ему провинциальные полицианты в местном правоохранительном отделении, куда его (пьяного и ограбленного) доставили после того, как Наташенька решила с ним распрощаться и вернуться домой в Санкт-Ленинград

Тогда – он читал стихи полициантам; за что – те дали ему сначала сходить в уборную умыться, а потом и вовсе выгнали из участка.

Тогда – на станциях ещё не было турникетов (согласен, седая древность), и Цыбину удалось в поезд загрузиться.; итак – стихи: