Как вернувшийся Данте

О грехе, о страхе или о «свободе» (ещё одном имени смерти) – что он мог о них понимать, «тогдашний» и тем более – онемевший? Что свобода – в том, что не быть собой? Что в самоотречении(а во власти и страсти) лежит нечто великое?

Девчушка-путана (спутница Золотозубого) – могла бы ему дать это понять; более того – он и сам напрашивался; но – к чему это понимание его приведёт? Разумеется, к «Атлантиде» (не скоро, но – неизбежно).

Сие даже и во сне еще не могло явиться ему (сей-час), и он не задохнулся (перспективой): он про-до-лжил давиться; но – ему тотчас пришли на помощь.

Чья-то железная рука уверенно ударила его по спине, причём – очень вовремя и в меру сильно; причём – (даже) не смертельно. Стас был вынужден пригнуться к столу – совсем немного; но – стол показался ему непоправимо неприятным.

Несколько капель водки (которые он сам и расплескал), клякса яичницы на скатерти, крошки хлеба; но – именно здесь застрявший глоток провалился в желудок! Он (глоток) – царапал горло (словно ржавый каштан), и всё же – Стас уже уцепился губами за воздух.

Неизвестная рука ещё раз (не менее вовремя) ударила его. Стас – начал дышать; уже через миг (похвальная реакция) он стал оглядываться на своего негаданного спасителя и благодарить его.

Ещё и не отдышавшись – он увидел: прямо перед ним (точнее – прямо позади него) стоял мужчина на вид лет тридцати, очень спокойный и высокий.

Каких-либо выражений на лице спасителя – не угадывалось (вообще ничего не предугадывалось – оно ещё как бы не тосковало о форме); но (вместе с тем) – черты его лица (совсем как у известного горлана-главаря Маяковского) были правильны и грубоваты, хотя и не до окаменелости.

– Это я так выгляжу? – спросил «здешний» Цыбин у смерти.

– Да, – ответила смерть.

– У меня совсем другое об-личие.

– Это в своём Санкт-Ленинграде ты облекаешься в другую личину. Там ты – душегуб по уму, словоохотливый Раскольников. Здесь ты – умный, сильный и молчаливый злодей. Я бы даже сказала, что (здесь и сейчас) ты почти одушевлен и волшебен, благодаря своей (здесь и сейчас) вечной женщине.

– А-а! – сказал Спиныч… И поправил челюсть… А-а!

То есть он, сказавши а и б, ничего не сказал об омеге; но – всё это было сказано очень прямо.

Меж тем Стас – преодолел свою давку в груди. Не без чужой помощи, вестимо. Хотя он и полагал, что сейчас в его груди словно бы (корпускулярные) толпы за-толпятся. Ведь казалось – туда более никто не протолкнётся.

Он и знать не знал, что и толпы, и реальности ему ещё только при-снятся.

Незваный (Стасом) помощник – оказывался, наверное, даже красив; причём – той красотой, что иным бывает дарована (но – оказывается бесполезна): сила, переполнявшая этого человека, к его красоте не относилась никак.

Ибо – душа его была питаема совсем иною пищей; в движениях же (и в готовности что-либо отдать даром) – он был скуп! Он – заглянул Стасу в глаза и улыбнулся, блеснув золотом (Стасу их фальшь была неведома) челюстей: словно бы волшебная щука плеснула хвостом.

Сразу стало нестерпимо душно (и ещё один раз ударило сердце).

– Ну как? – безразлично спросил незваный помощник.

Стас сделал над собой серьезное усилие и сумел не отвести глаз, а потом даже произнести, мелко кивнув и почти при этом надломив одеревеневшую шею:

– Спасибо. Уже все нормально.

– Да? – удивился незваный помощник.

– Да.

Стас решил настоять на своей непоколебимости. Неосознанно, но – очень несвоевременно (или очень во-время – это всё равно).

Мужчина в ответ лишь улыбнулся одними губами и (о Стасе уже забывая) сказал ему:

– Вот и ладно. Ты больше не пей здесь, хорошо? – и тотчас отвернулся и, не дожидаясь ответа, ушел к своему столику и сидевшей за столиком компании – оставив Стаса, как оставляют лежачий камень, под который не подтекут перемены!

Немногие имеют возможность быть независимыми: это преимущество сильных! А если ты мнишь себя независимым от любых принуждений (воспитание, вера, гордыня), хотя (не смотря на мнение) – ты не из Перворожденных (явившихся за-до-лго до принуждений), а если ты независим – сугубо движением незрелой души, то – ты до дерзости смел!

То есть (попросту) – глуп, ибо – ты безрассуден и от рассудка свободен; но – есть ли во всем этом благо тебе? Что означает – кто поможет тебе, когда ты беспомощен и независим? Никто не поможет.