Как весть о том…

Из письма другу

Ты не спишь под вой волков в пустыне Не́гев,
Вспоминая питие на старой даче
Иль предсвадебную встречу… как о снеге
Сожалея: а могло ли быть иначе?

Я сижу в своей дыре, на поселенье.

Снегу много. Денег мало. Толку нету.
На душе как на реке – оледененье,
Может быть, оно исчезнет ближе к лету.

Знаешь, Дмитрий, лишь на море – перемены:

Лёд трещит, на местной ГЭС спустили воду.
Да и жизни тает лёд – растут лишь цены,
Невзирая на реформы и погоду.

Помнишь девочку, робевшую меж нами,

Худосочную, со взглядом грустно-странным?
Стала смелою, со стройными ногами,
Ныне с Кушнером общается, как с равным.

Что останется? Весенних дней наплывы,

Нежность сумерек, закатов акварели…
Чтоб лучи едва касались веток ивы,
И чтоб ветви ив, сквозь сумрак, чуть белели.

«Измятый плащ и вместо шпаги посох…»

Измятый плащ и вместо шпаги посох,
Но я люблю – так могут лишь калеки —
Медлительность дорог, открытый воздух,
Воскресших листьев долгожданный лепет.

Провинция, мой стих стучит в твой ставень

И бабочки колышет сонный парус.
Нигде вольней душа не расцветает,
Покинутей – не почивает старость.

Здесь не страны, земли не чуя темень,

Доходит мысль до простоты творенья,
Что всякий луч и стебель – несомненен,
Как вечность, проводя пустое время.

«Луч, стеклом окна задет…»

Луч, стеклом окна задет,
На лучины стал колоться.
Божья родина – весь свет
До звезды на дне колодца.

Даже если нет звезды,

Свет дойдёт, печаль растает.
Как душа, в ковше воды
Дремлет щепка золотая.

Тихо шагну я

Тихо шагну я, возникший из праха,
В круг от лампады, не знающей тени.
Лишь бы не стала духовная плаха
Самым бессовестным из заблуждений!

Молнии взмах – и останется грому

Сущность разваливать на половины.
Лишь бы разъятые, как по-живому,
Не возопили заслуги и вины.

«В одиночестве, на дне сознанья…»

В одиночестве, на дне сознанья,
Что-то дрогнет, будто снят запрет,
И торопятся воспоминанья
Из потёмок выбраться на свет.

Сквозь мои глазницы удивлённо

Смотрит мальчик. И дрожит слеза,
Потому что тихо и влюблённо
Девочка глядит ему в глаза.

Не спугни… Потом вспорхнут ресницы,

Станет на мгновение темней,
И в глазах привычно отразится
Мир, едва ли помнящий о ней.

Загремит тележкой бомж костлявый,

Процветёт вдоль свалок бересклет.
Лягут тени на глухие травы,
Как печали одиноких лет.

«Есть проницательность. Есть тайна…»