Как влюбиться в герцога за 10 дней

Его ярость начала спадать, подавленная холодными пальцами ледяного гнева. С каждым мгновением, прошедшим в полной темноте и тишине, стена из воспоминаний и дурных предчувствий вокруг него становилась все выше, превратив, наконец, его душу в сгусток горечи.

Он снова затянулся и выдохнул дым, представляя, что вместе с ним выдохнул привязанность к лежащей в постели женщине. В конце концов, он знал ее всего три дня. Как можно за такое короткое время стать одержимым ею?

– Ты не собираешься ничего мне сказать? Объяснить? Извиниться? Мне кажется, такая умная женщина, как ты, должна была предусмотреть такой случай. Или ты считала, что я ничего не замечу?

– Все не так, как ты… – В темноте снова воцарилась тишина.

– Тогда скажи, – потребовал Пирс, – почему солгала мне.

– Я не лгала, – тихо, но уверенно сказала Александра. – Я никогда не утверждала, что я девственница. Ты сам так решил.

– Но ты говорила, что… – Пирс замолчал и потер висок, в котором начала пульсировать боль.

Она права. Точно, права. Он спрашивал, целовали ли ее когда-нибудь по-настоящему. И она ответила отрицательно. «По-настоящему» – весьма неоднозначный термин. Его можно трактовать как угодно.

Так почему она ввела его в заблуждение? Почему вела себя, как невинная девица, хотя раньше имела любовника? Внезапно ему пришла в голову ужасная мысль, заставившая его похолодеть.

– Ты в интересном положении? – Такое уже было с ним раньше. Его любовница забеременела. Пирсу тогда было двадцать три года, и он с нетерпением ожидал появления на свет своего незаконнорожденного ребенка.

Малыш родился раньше срока, и его отцом – в этом не приходилось сомневаться – определенно был азиат.

Проклятье, неужели история повторилась?

– Ты узнала, что мне необходим наследник, и решила воспользоваться удачной возможностью и сделать ребенка постороннего мужчины герцогом?

Неужели он угадал? Ведь ее поведение действительно было очень странным. Пирс подумал о ее неожиданном брачном предложении, появлении в своей спальне, безыскусном соблазнении и желании его продолжить даже после прихода Роуз.

Похоже, ей нужен был половой акт, независимо от обстоятельств.

– Никогда! – воскликнула Александра. – Пожалуйста, все не так… – Она замолчала, подавив истерические нотки в голосе, и уже более или менее спокойно спросила: – Что ты намерен делать?

Тревога в ее голосе произвела на него впечатление – ярость вернулась.

– Я не собираюсь аннулировать брак, если тебе интересует именно это. Во всяком случае, пока не получу доказательства твоей правдивости. Или лжи. Несмотря на мой внешний вид, я не монстр. – Это утверждение вполне могло показаться спорным, поскольку его голос звучал так, словно принадлежал демону из ада. – Условия нашего соглашения не изменились. Деньги в обмен на наследников. Кажется, так ты его сформулировала. – Проклятье, он все еще хотел ее. В нем все рвалось к ней. Несмотря на яд, отравивший остатки его сердца, его тело продолжало стремиться к ней. Такими были ее чары. Она в полной темноте вызывала более сильное желание, чем два десятка французских проституток, освещенных яркими фонарями.

– Тогда… мы продолжим? – Ее голос звучал так, словно перспектива провести ночь в его объятиях представлялась ей не более радостной, чем ночь в «железной деве»[1].

Она всегда испытывала такие чувства? Он ей отвратителен? Возможно, Роуз была не так уж неправа, когда предупреждала его об этом. Просто она видела больше, чем он.

Он пугал и вызывал отвращение у женщины, которая всячески старалась его соблазнить. Нелепость. Хотя, если подумать, ее антипатия очевидна. Сначала она едва не застрелила его в Торклифе. Потом начала составлять какие-то странные списки. А сегодня… Черт бы побрал все на свете! Она потребовала, чтобы он погасил лампу. Ясно, что ничего не желала видеть. Даже выйдя за него замуж, она не могла заставить себя смотреть на него. Какие еще нужны доказательства?

Как он мог быть настолько слеп?

Ему показалось, что ее глаза светятся искренним чувством, когда она, стоя на пороге своей комнаты, назвала его красивым.

Тогда он ей поверил.

Пирс обнаружил, что больше на нее не злится. Только на себя. Никто не виноват в том, что он тупой кретин.

Вздохнув, он спросил:

– Когда у тебя следующие месячные?

– Прости… что?

– Я отлично понимаю, что жизненные обстоятельства могут быть разными. Я могу смириться с тем, что не являюсь твоим первым мужчиной, но я категорически настаиваю на том, чтобы быть неоспоримым отцом твоего ребенка.

– Я не беременна, – тихо сказала Александра. – Я не могу объяснить, но клянусь…

Пирс больше не хотел лживых клятв и пустых обещаний. Никаких тайн. Никогда.

– Спрашиваю еще раз: когда у тебя следующие месячные? – Прозвучавшая в его голосе сила неоднократно обращала в бегство его противников – и людей, и зверей.

– Через десять дней. – Теперь она говорила очень тихо, едва слышно, и в его душе что-то увяло. Умерло.

– Через десять дней, – повторил он. – Отлично. Когда они придут – если придут, – я вернусь.

Он накинул рубашку и сюртук и вышел в ночь.

Глава 14