Как завести дракона

— Ну да. Запустить якобы неуправляемых лошадей, собрать в карманы упавшие, что спелые груши, кошельки, и быстро смыться.

— Но ведь… это смертельно опасно для окружающих! То есть они не только воры, но и убийцы?

— Что вы! Ну какая опасность? Порвать платье?

Я нахмурилась.

Что-то в этом было не так. Мара Гандерсон не была склонна к преуменьшениям, как и я — к преувеличениям.

Почему же засветились пальцы? Моя смерть была бы случайностью? Я начала реагировать на всю опасность — не только на максимально возможную?

Это было подстроено?

Слишком много вопросов — и вряд ли я получу на них ответы.

Зато, благодаря маре, хотя бы разобралась, с чего это лохматое животное вообще оказалось рядом и успело меня спасти.

За деньгами он охотился… бр-р.

Попрощалась с женщиной и отправилась в свою комнату, чтобы снова заняться… позаниматься, короче. Как и было положено согласно уставу попаданцев — и что со всей строгостью спрашивалось каждые полгода.

Дар.

Нам надо было развивать свой дар.

Даже если мы не имели возможности найти наставника, использовать его по назначению, изучать или заплатить каким-нибудь умельцам, нам все равно необходимо было по меньшей мере через день уделять достаточное внимание развитию своих приобретенных магических навыков.

Я не могла похвастаться успехом в этой области.

Но немного продвинулась, это точно. «Перенастроила» свой гребень на максимально сильное вожделений — черт, ну вот чего я опять подумала об этом разноглазом?! — и почти научилась сразу приглушать золотое сияние, да еще и чувствовать его за мгновения до появления в виде физических ощущений.

Не знаю, правда, как мне могла прийти в голову эта «гениальная» идея, но я, почему-то, развивала в качестве такого ощущения «зуд». Нет бы выбрать дрожь, или чувство теплоты или еще что приемлемое — нет же, при виде чужой радости я могла теперь начать дико чесаться.

Так что мне повезло еще, что я — пока пытаюсь перенастроить свой дар снова и начать применять его хоть в какой-то манере — живу в столице, городе самых лицемерных драконов и прочих нелюдей.

Задирающих нос, склонных к бессмысленному осуждению и неспособных извиняться!

Ой-ой-ой. Ну вот чего я, а? Может все-таки о Дойле думать будем — не так травматично?

Но в голову опять лез Кингсман, то, как я его осадила, то, что он пытался сказать на лестнице… Вот и славно, что остановила, теперь можно думать, что он извиниться хотел. А еще постоянно думалось о том, что, пока я пылюсь вместе с материалами в архивах, он не только прохлаждается в мужских клубах, но и успел «попутно раскрыть пару дел», как сообщил мне Мэтью.

Мой рыжий приятель от Декстера был в восторге. И на меня даже обижен какое-то время, из-за того, что я вдруг получила возможность вести расследование вместе с ним. Я, а не тот, кто и должен был получить в связи со своей должностью и должным восторгом.

Например, он.

Я могла только посочувствовать, когда поняла, в чем дело, но не стала этого делать — вдруг бы воспринял это как издевательство. И заявила, что все это благодаря моим красивым глазкам, так что не стоит ему и беспокоиться.

Рыжий, правда, некоторое время косился на меня — проверял, наверное, насколько красивые — но потом как-то привык и лишь жадно пересказывал все слухи и сплетни о будущем главе рода Декстеров, считая, что нашел в моем лице благодарного слушателя.

Он и нашел, но не в том смысле.

Я решила, что врага надо знать в лицо, потому жадно вслушивалась в любые подробности.

Спасение утопающих…

Я честно собиралась рассказать о произошедшем со мной инциденте в Управлении уже на следующий день, но ряд совершенно непредсказуемых событий — у неприятностей, похоже, закончился отпуск, и они снова были очень-очень рады меня видеть — заставил меня забыть о разноглазом воришке и потерях, которые я не рискнула озвучить стражам на месте происшествия, отыгрывая свою роль обычной яры до конца.

Ранним утром я спешила по исхоженной уже во все стороны набережной реки к мосту.

Ночью, неожиданно, мне пришла в голову идея относительно того, что следует поискать в архиве, и пусть я и забылась беспокойным сном после того, но, как это и бывает в возбужденном состоянии, несколько раз подскакивала с места, а рассвет восприняла избавлением. Так что на многолюдных обычно променадах, укутанных рассветным туманом, я была совершенно одна — даже фонари все еще выдавали в новый день остатки вчерашнего свечения.

И девушку заметила еще издали.

И так же, издалека, обратила внимание, насколько отчаянна ее поза со вцепившимися в ажурные перила руками.

Я сначала ускорилась, а потом, наоборот, замедлилась — вдруг спугну самоубийцу? Утопнет же… А я ж за ней прыгну — вокруг больше некому, булочники и прочие лавочники пусть открыли свои лавки, но на улице не торчали, а почтальоны носились где-то по переулкам между жилыми домами.

Здесь мы были одни.

Но боялась я зря.

За то время, что добежала до моста, девица с развевающимися по ветру волосами даже позы не сменила — все так же цеплялась пальцами за ограждение и смотрела, наклонившись, на не слишком привлекательную для купания воду.