Читаем Как жаль, что так поздно, Париж! полностью

Сегодняшний прием устраивается для Чернопятовых.

Значит, всё – по первому разряду. Мура достает из массивного, орехового дерева буфета мейсенские тарелки, ставит на стол бронзовые витые подсвечники…

С Чернопятовыми познакомились в Швеции в конце войны. Они приезжали в Стокгольм ненадолго, с какой целью – Мура не знала. Знала только, что Анисимов боится Чернопятова и рад, что Мура в два дня подружилась с его женой Анной Егоровной, Нюсей.

– Чернопятов – человек страшный, – сказал Анисимов Муре шепотом на улице.

Она обомлела. Таких слов от Анисимова раньше не слышала, никогда никому не давал характеристик, разве что тетке: «Глупа, как овца».

– Это он в тридцать седьмом разбирался с делом Гараи и этих венгров, что вместе с ним. И он же подцепил их в сорок втором.

…В сорок втором, перед отъездом в Швецию, Анисимов принес домой эту новость: Гараи арестован.

– Опять? – ахнула Мура.

Разговаривали за обедом.

– Говорят, что будет высшая мера. – Анисимов налил себе боржоми в высокий стакан. – Допрыгались.

Мура решила, что это тот случай, когда она должна увидеть Лёлю. Опасно, конечно, но она решилась и, раздобыв на другой день адрес в справочном, поехала на Ольховку.

Лёли не было, а квартиру опечатывали. Двое. Мужчина и женщина.

– Вы кто же, извиняюсь, будете? – спросил мужчина, глядя поверх очков.

– Знакомая, – спокойно ответила Мура. И поинтересовалась: – А что же с квартирой будет?

– А квартиру заберут, раз за нее платить некому. Семья-то в эвакуации.

И Мура внезапно поняла, что надо платить. Надо платить за эту квартиру, а там видно будет. Ничего страшного, перечислять со счета, вот и все. Как перечисляют за свою квартиру и за теткину комнату.

Прямо с Ольховки, чтобы не передумать, Мура поехала в сберкассу и оставила распоряжение…

«…И он же подцепил их в сорок втором». Тогда в Стокгольме на улице шепотом Анисимов сказал ей, что многое, очень многое зависит от Чернопятова. «Что?» – спросила Мура. И он вдруг ответил: «Жизнь».

Вот оно что. Значит, и от Чернопятова зависит, кого казнить, кого миловать? Казнить Анисимова или миловать? В первый раз видела своего дурака испуганным. А с ней страшный Чернопятов притворялся покорным и заискивающим. «Можно мне называть вас Мурой? Нюсе – можно, а мне – нет?» «Вы еще не заслужили», – дерзко отвечала Мура. Со страшными только так – дерзко и независимо.

С тех пор, вот уже пять лет, Чернопятовы – первые гости, Нюся – лучшая подруга.

– Иван Данилович, – сказала Нюся Анисимову, входя в прихожую. – Займите пока моего благоверного, а я похищаю Муру.

Женщины ушли в спальню.

– Что-нибудь случилось? – спросила Мура, садясь на кровать.

– Да ничего особенного. – Нюся остановилась перед высоким зеркалом, внимательно разглядывая себя круглыми синими глазами. – Ты знаешь такую фамилию – Гараи?

– Да, – неуверенно произнесла Мура, лихорадочно соображая, что именно известно лучшей подруге. – А почему ты спрашиваешь?

– Жоржа арестовали.

– Жоржа?

Ах да, Жорж – первый муж Нюси, разошлись еще до войны, лет десять назад.

– Оказывается, его во время войны забирали, – тараща глаза, рассказывала Нюся. – А потом освободили, актировали. Ну есть такая форма, мне Чернопятов объяснил (Нюся всегда называла мужа по фамилии), это когда человек уже все равно умирает. Но Жорж выжил, представляешь, вернулся, выжил, а сейчас его опять забрали. И главное, Чернопятов мне ни гугу. Представляешь? Я это все узнала от Изольды. Она мне позвонила, сестра Жоржа. Как-то разыскала меня, плакала, как будто я что-то могу…

Мура закурила длинную – дамскую – сигарету. Напряженно ждала: при чем тут Гараи?

– Ну я нажала на Чернопятова, ему и выяснять не понадобилось, сразу мне сказал: «За связь с семьей врага народа». Есть, говорит, такая Гараи, мне любопытно, что за женщина?..

Лёля! Нельзя скрывать от Нюси, что она ее знает, они вместе работали, это легко проверяется.

– Мы вместе работали в Наркоминделе, черт знает когда!

– Да, Чернопятов говорит, что ты должна ее помнить, – озабоченно сказала Нюся. – Красивая она?

Чернопятов знает, кто что должен помнить.

– Красивая? Была красивая, да ведь сколько лет прошло! – Мурины пальцы, вцепившиеся в деревянную спинку кровати, побелели.

Знает или не знает, что с анисимовского счета несколько лет переводились деньги нa оплату квартиры для семьи врага народа? Знает или не знает? Хорошо, она хоть не виделась с Лёлей, когда вернулась из Швеции. Порыв, толкнувший ее когда-то на Ольховку, давно прошел. Зачем видеться? Каждому, в конце концов, свое. Zeden das Seine, как говорили в доме Иеронима Боша.

Тетка, которую Мура, приехав из-за границы, командировала по известному ей адресу, разузнала, что семья Гараи вернулась из эвакуации и живет в своей квартире. Ну и пусть живет.

– Мне Жоржа жалко, – пропела Нюся, проводя пуховкой по лицу.

– Чего ж ты не попросишь своего Чернопятова? – засмеялась Мура.

Кажется, не знает, подумала она. Нюся тоже засмеялась:

– Да-а, допросишься у них. Чернопятов ничего не может…

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие шестидесятники

Промельк Беллы
Промельк Беллы

Борис Мессерер – известный художник-живописец, график, сценограф. Обширные мемуары охватывают почти всю вторую половину ХХ века и начало века ХХI. Яркие портреты отца, выдающегося танцовщика и балетмейстера Асафа Мессерера, матери – актрисы немого кино, красавицы Анель Судакевич, сестры – великой балерины Майи Плисецкой. Быт послевоенной Москвы и андеграунд шестидесятых – семидесятых, мастерская на Поварской, где собиралась вся московская и западная элита и где родился знаменитый альманах "Метрополь". Дружба с Василием Аксеновым, Андреем Битовым, Евгением Поповым, Иосифом Бродским, Владимиром Высоцким, Львом Збарским, Тонино Гуэрра, Сергеем Параджановым, Отаром Иоселиани. И – Белла Ахмадулина, которая была супругой Бориса Мессерера в течение почти сорока лет. Ее облик, ее "промельк", ее поэзия. Романтическая хроника жизни с одной из самых удивительных женщин нашего времени.Книга иллюстрирована уникальными фотографиями из личного архива автора.

Борис Асафович Мессерер , Борис Мессерер

Биографии и Мемуары / Документальное
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Писателя Олега Куваева (1934–1975) называли «советским Джеком Лондоном» и создателем «"Моби Дика" советского времени». Путешественник, полярник, геолог, автор «Территории» – легендарного романа о поисках золота на северо-востоке СССР. Куваев работал на Чукотке и в Магадане, в одиночку сплавлялся по северным рекам, странствовал по Кавказу и Памиру. Беспощадный к себе идеалист, он писал о человеке, его выборе, естественной жизни, месте в ней. Авторы первой полной биографии Куваева, писатель Василий Авченко (Владивосток) и филолог Алексей Коровашко (Нижний Новгород), убеждены: этот культовый и в то же время почти не изученный персонаж сегодня ещё актуальнее, чем был при жизни. Издание содержит уникальные документы и фотоматериалы, большая часть которых публикуется впервые. Книга содержит нецензурную брань

Алексей Валерьевич Коровашко , Василий Олегович Авченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Лингвисты, пришедшие с холода
Лингвисты, пришедшие с холода

В эпоху оттепели в языкознании появились совершенно фантастические и в то же время строгие идеи: математическая лингвистика, машинный перевод, семиотика. Из этого разнообразия выросла новая наука – структурная лингвистика. Вяч. Вс. Иванов, Владимир Успенский, Игорь Мельчук и другие структуралисты создавали кафедры и лаборатории, спорили о науке и стране на конференциях, кухнях и в походах, говорили правду на собраниях и подписывали коллективные письма – и стали настоящими героями своего времени. Мария Бурас сплетает из остроумных, веселых, трагических слов свидетелей и участников историю времени и науки в жанре «лингвистика. doc».«Мария Бурас создала замечательную книгу. Это история науки в лицах, по большому же счету – История вообще. Повествуя о великих лингвистах, издание предназначено для широкого круга лингвистов невеликих, каковыми являемся все мы» (Евгений Водолазкин).В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Мария Михайловна Бурас

Биографии и Мемуары

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука