Как жаль, что так поздно, Париж!

Тот посмотрел так, что Майе стало стыдно. В самом деле, не собирается же она заменить Кате Нонну – Нонна для Кати как мать. Но ее, Майю, Нонна не любит. Не только потому, что они – разные, но и потому, что это из-за Майи была несчастлива Лида Самарина. Майиной вины здесь нет, но Нонна, разумеется, этого во внимание принимать не станет.

Однако ее верность Лиде, ее памяти, ее дочери нравятся Майе. Ей нравится, когда люди умеют дружить. Самое бескорыстное на свете. В сто раз бескорыстней любви. У нее уже нет таких друзей. Была Вика, а теперь – нет.

Зимой, приехав из Лейк-Плэсида, Саня Королёв привез ей привет от Вики. Она специально ездила на Олимпиаду в надежде увидеть кого-нибудь из знакомых. Так она ему сказала. Виделись недолго, буквально на ходу. «Передай Майе…» – сказала она, прощаясь, и заплакала. Так он и не понял, что передать.

– Какая она?

– Что там поймешь за десять минут? И все же, пожалуй, этой Викиной уверенности уже нет. Помнишь, как она обычно разговаривала? Так, будто требовала. А теперь – будто просит.

Саня всегда был точен в характеристиках. Слушать это было тяжело и невозможно представить себе Вику. Они так и недоговорили. Та встреча на Гоголевском бульваре оказалась последней. Когда вернулись из Ленинграда, Вики в Москве уже не было, и ужас другой потери заслонил эту потерю… Так и недоговорили, а очень хотелось сказать напоследок: «Сбегаешь, значит, а мы тут воюй с Миловановыми?»

Милованов, правда, с горизонта исчез, она ничего про него не знает. И декан теперь новый, ничего себе декан.

…Хоть бы позвонил Андрей. Как он там? Больше всего на свете Майе хочется, чтобы у него получилось то, что не получилось у нее. Все же она – теперь это ясно – всегда оказывалась слабей обстоятельств. «Если делаешь все вполовину, – разрывайся ж и сам пополам…» Вот она и разрывалась. Было золотое умение писать стихи, и не хватило сил зажать себя в этом, как в тисках, чтобы только это и только это, и завтра, и послезавтра. И наплевать, когда говорят: «не годится», не сиди с горящими щеками, изо всех сил стараясь не заплакать. Ты-то знаешь, что годится – стучись в другую дверь.

У Андрея получится. Он, слава богу, не в нее, а в Костю. Она – размазня. А Костя собранный и сильный.

Книгу Андрея – двенадцать рассказов – она знает наизусть и все равно перечитывает. Ей хочется понять, откуда в нем вот это слово или вот эта мысль. Когда-то она знала каждую царапину на нем, а теперь ничего не знает. Самый непонятный для нее человек на свете – ее сын.

А разве для своей матери она была понятна? Она помнит, как мама спросила – неужели это ты, Майя? – когда она прочла ей однажды свои стихи. Неужели это ты, Майя? – вот как она спросила.

Самое непонятное на свете – дети, которые выросли.

4

Как только он включил телефон, немедленно раздался звонок. Мужской голос спросил Екатерину Дмитриевну Самарину.

– Ее нет. Она в Гаграх.

– Я говорю с ее мужем?

– Да.

– Говорят из «Интуриста». К нам приехала группа из Франции. В ней есть человек, который хотел бы передать Екатерине Дмитриевне Самариной бумаги, связанные с ее родственником, жившим во время войны во Франции. Может быть, вы встретитесь с ним?

– Я не знаю французского, – зачем-то сказал Андрей.

– Это не имеет значения, с ним будет переводчик.

На другой день, как было условлено, Андрей пришел в гостиницу «Европейская», поднялся на третий этаж и постучал в 341-й номер. Дверь тотчас же распахнулась, и очень толстый короткостриженый седой загорелый человек, широко улыбаясь, сказал Андрею «здравствуйте», старательно выговаривая все звуки.

Из глубины комнаты вышла тоже очень загорелая молодая женщина в светлом платье с узкими лямками на плечах.

– Мсье Жан Шаброль, – представила она. – А я переводчица, меня зовут Мария Алексеевна, а вы – Андрей Самарин?

– Самарина – фамилия моей жены.

Француз вдруг заговорил так быстро, что у Андрея мелькнула мысль: неужели это можно понять и перевести?

– Мсье Шаброль, который уже знает, что ваша жена в Гаграх, говорит, как жаль, что мы этого не знали раньше. Мы могли бы там встретиться, мы вчера прилетели оттуда.

Вот почему они такие загорелые, подумал Андрей. Мсье Шаброль куда-то ушел (в номере было две, а может быть, и три комнаты) и вскоре вернулся с небольшим пакетом. Мария Алексеевна – все трое они уже сидели за круглым столом на гнутых ножках – переводила.

– Андре Самарин (так она произносила) был товарищем мсье Шаброля по Сопротивлению. Адрес вашей жены и номер телефона дал мсье Шабролю советский журналист Александр Королёв. Когда-то, во время войны, Андре Самарин написал письмо своим сестрам в Москву, мсье Шаброль должен был переслать его через их связь в Лондоне. Письмо переслать не удалось, удалось послать только телеграмму. Мсье Шаброль был уверен, что письмо затерялось, и вдруг недавно обнаружил его в своих старых бумагах.

От Александра Королёва он знает, что Андре уже нет в живых, умерли и его сестры. Поэтому он привез письмо мадам Катерине и очень сожалеет, что не может ее повидать…