Как жить и властвовать

Речь здесь не идёт о критике того или иного конкретного режима. Было одно «зерцало», которое такую критику содержало, – «Трактат о приближённых» Ибн-аль-Мукаффы. В этом произведении критикуются самые разные вещи: непомерное возвеличивание халифа аль-Мансура (официальные идеологи формировали «культ личности» халифа, заявляя, что «если бы Повелитель правоверных приказал горам передвинуться, то они бы немедля тронулись в путь»); несправедливые поборы, которые заменили собой налоги; произвол судей; притеснение подданных; грабёж солдатами мирного населения; рост дороговизны; изолированность халифа от подданных [753]. Кстати сказать, этот трактат стоил Ибн-аль-Мукаффе жизни, и в последующем у авторов «зерцал» не возникало охоты критиковать того или иного конкретного правителя. Во всяком случае, если такая охота и возникала, они ей воли не давали. Хотя, если хорошо задуматься, всякое «зерцало», адресованное правителю, пусть и со славословиями в его адрес, было своего рода обвинением этого правителя в некомпетентности. «Ты не умеешь управлять страной, а я тебя научу» – как бы говорил каждый автор своему единственному читателю. Но нас сейчас занимает не это.

В «княжьих зерцалах» без труда обнаруживается критика власти как таковой. Когда читаешь эти средневековые книги, всё время ощущаешь, что их авторов бередили вечные вопросы. Как получается, что у власти оказываются подлые и низкие людишки? Власть ли их делает такими? Или только такие и могут протолкаться к власти?

А за этими вопросами вставали ещё более фундаментальные. Нужна ли людям власть, если она в действительности не может существовать без низости и подлости властвующих? И достойно ли стремиться к власти человеку благородному и честному?

Эти метания ставили под сомнение сами усилия авторов «зерцал». Зачем отправляться на охоту за птицей феникс, если знаешь, что она не существует? Зачем искать философский камень, если тебе известно, что его нет в природе? Ум напряжённо искал оправдания собственного жизненного предназначения (попытаться изменить к лучшему исходно неизменяемое) и, как следствие, – оправдания самого предмета забот, т. е. власти.

Ещё в «Тайне тайн» псевдо-Аристотеля (а после – в «Светильнике владык» ат-Тартуши) констатируется двойственность власти. Она сравнивается с ливнем. Тот размывает дороги и подмывает здания, из-за него образуются сели, в которых гибнут люди и животные. Но он же, с другой стороны, даёт воду полям и тем самым способствует человеческому пропитанию. Или взять ветры, которые превращаются в бурю на море, топят корабли, наносят урон человеческим жизням и имуществу, но они же приносят прохладу истомившемуся от жары человеку. Если бы не было в каждой вещи вреда наравне с пользой, то тогда земля была бы раем [754].

И вот на этой земле, которая со всей очевидностью не является раем, правят, конечно же, не ангелы. Падаль в окружении падали – вот что такое властвующие. Образ этот не случаен. Он обнаруживается у разных авторов «зерцал» [755]. Одни показывают опасность слабовольного властелина, находящегося под контролем придворных, и он сравнивается с падалью в окружении орлов, другие предупреждают против дрянных придворных достойного властелина, которые уподобляются падали, окружившей гнездо орла. Но неизбывная реальность такова, что орлов нет ни в гнезде, ни вокруг него.

Вот верховный правитель. В его характеристику на протяжении веков вносится мало нового и позитивного, что свидетельствует о своего рода вечности проблемы. В одном из первых произведений жанра – в «Большой книге жизненных правил» Ибн-аль-Мукаффы говорится: «Знай, что среди правителей и сильных мира сего множество таких, что легко поддаются гневу и напускаются на невинных: свирепо глядят на них, осыпают их упрёками и бранью, незаслуженно наказывают, ругают и избивают, хотя те вовсе того не заслуживают. Потом, когда гнев правителя проходит и он чем-либо доволен, то он прощает и оставляет без последствий серьёзные проступки и прегрешения, за которые следовало бы жестоко наказать. Он одаряет тех, кого раньше не желал даже видеть, и осыпает почестями тех, кто был ему ненавистен и у кого нет никакого права на царскую благосклонность… Знай, что царь помнит лишь о тех, кто находится с ним в сей день и час, и не успеют они покинуть его, как он о них забывает. Помнит он также и о тех, в чьей силе или совете нуждается» [756].