Как жить и властвовать

Аль-Мансур спросил человека, что именно тот имеет в виду и кто таков тот, кто, обуреваемый алчностью, пошёл против Истины и препятствует изничтожению на земле притеснения и порчи. «Это ты», – без обиняков ответил халифу его подданный. «Горе тебе, – воскликнул аль-Мансур, – как же алчность может меня коснуться, если и жёлтое, и белое (т. е. и золото, и серебро. – А. И.) в моей руке и могу я беспрепятственно выбирать между сладким и кислым?!»

На это человек ответил: «Есть ли кто-то другой, кого так обуяла алчность, как тебя, о Повелитель правоверных? Ведь Аллах избрал тебя, чтобы ты был пастырем над мусульманами и хранителем их имущества. Но ты пренебрёг их делами и занялся изъятием их имущества. Ты поставил между собою и ими преграду (хиджаб) из извести и обожжённого кирпича, возвёл ворота из железа, расставил вооружённых привратников, а потом сам себя как будто в тюрьму заточил и от подданных схоронился. Ты разослал своих чиновников для сбора денег и налогов. Министров ты взял себе несправедливыми помощниками. Они, коли ты о чём запамятуешь, тебе о том не напомнят, а надумаешь совершить благое – тебе не помогут. Ради притеснения людей укрепил ты их (визирей. – А. И.) деньгами и оружием. И приказал ты, чтоб к тебе из людей не входил никто, кроме такого-то и того-то, назвав их по именам. А не приказал ты, чтобы приводили к тебе обиженного или сокрушённого, голодного или голого, бедного или слабого. Никто к тебе не вхож, кроме тех, кто какую-то долю тех денег принести может. Когда это увидели те люди, которых ты избрал и предпочёл своим подданным, и поняли, что доступ к тебе открывается лишь деньгами, они сказали себе: „Сей муж предал Аллаха, так что нам мешает предать его самого, хоть он и взял нас себе в услужение?!“ И сговорились они допускать до тебя только те сведения о людях, что захотят. И не отправишь ты на должность чиновника, расходящегося с ними в чём-то, без того, чтобы не выведали они о нём всё и не принизили его и не ограничили его возможности. Когда же это стало известно о тебе и о них, возвеличили их люди и их убоялись. И первым, кто стал подлаживаться к ним, исполняя их приказы и делая им подношения, оказались твои чиновники, стремящиеся к своему усилению, чтобы подданных твоих притеснять. Потом так же стали поступать люди богатые и кто ниже их. И наполнились страны Аллаха Всевышнего притеснением и порчей из-за этой несправедливости. Так те люди поделили с тобой власть без твоего ведома. И буде придёт какой-то жалобщик, не дадут ему войти к тебе. А если при твоём появлении на людях захочет он изложить тебе своё прошение, то окажется, что ты такое запретил и поставил особого человека для рассмотрения жалоб. Если даже жалобщик уважаем, то и тогда он (человек рассматривающий жалобы. – А. И.) не сможет помочь ему при всём своём желании, опасаясь приближённых. Так вот обиженный жалуется, ищет помощи, а встречает одни увёртки и отговорки. Случится же ему, потрудившись премного для этого, прорваться к тебе и возопить о беде своей, то побьют его мучительно, чтобы было его наказание примером для других. А ты посмотришь – и не дашь знака остановить избиение и ничего не изменишь» [776].

* * *

Телесная смерть или духовная гибель

Внутренняя, имманентная порочность власти препятствовала тому, чтобы к ней стремились люди добродетельные. Властвование, участие во власти рассматривалось как дело грязное и недостойное благородного, честного, нравственного человека.

Дело не только в том, что взбалмошность и самодурство правителя чреваты смертельными опасностями для тех, кто ему помогает и тем самым участвует во властвовании. Относительно этого аспекта ни у кого из авторов «зерцал» сомнений не наблюдалось. Ещё Ибн-аль-Мукаффа в «Калиле и Димне» предупредил: «Опасно пускаться в дальний путь по морю, но во сто крат опаснее быть приближённым к властителю и вручать свою судьбу в его руки, ибо как бы искренна ни была твоя дружба, преданность и верность, когда-нибудь ты можешь случайно поскользнуться, и падение твоё неизбежно. И коли поднимаешься ты после того, то ненадолго, вскоре тебя снова низвергнут, и ты погибнешь навеки» [777]. Идея воспроизводится в «Тигре и Лисе» Ибн-Харуна [778], она составляет основу сюжета «Льва и Шакала».