Как жить и властвовать

Текст ярко демонстрирует враждебность к «выдвиженцу» из народа (из ремесленников) со стороны традиционной аристократии – и старой арабской («арабских домов»), и новой исламской, уже успевшей «состариться» к тому времени (мухаджиров, ансаров), и арабо-исламской (Хашимиты и Курейшиты), а также, по-видимому, и персидской (сам Ибн-аль-Мукаффа был сыном богатого сборщика податей из древнего рода чиновников сасанидского Ирана). И ситуация представляется достаточно типичной для VIII века: приход к власти Аббасидов после так называемой аббасидской революции был в немалой степени перетряской сложившейся при Омейядах системы власти.

Аристократичность происхождения ценилась, как это имеет место до сих пор в исламском мире. Но была и другая, вызывавшаяся жизнью тенденция, – ценить человека за его собственные нравы, познания, дела.

Как начинаются царства, или О закладке первого камня в фундамент иерархии

В сборнике занимательных историй ат-Танухи приводится история, рассказанная со слов какого-то индуса. Однажды против одного из их царей поднялся мятеж, руководитель которого оказался умелым правителем. Царь этот, отличавшийся заносчивостью и упрямством, послал войско против мятежника, но тот одержал победу. Тогда царь отправился в поход сам, хотя советники пытались отговорить его, утверждая, что ему не следует идти против мятежников самому, а следует истощать их силы, посылая одно войско за другим, потому что они не были готовы сопротивляться царским войскам в течение долгого времени. Но он не послушался их совета и сам вышел на поле битвы, где пал в бою с мятежником, который захватил его дворец и царство и стал управлять умело, уподобившись настоящему царю.

Спустя некоторое время, утвердившись на престоле и завоевав всеобщее уважение, этот новый царь решил созвать мудрецов со всех концов страны. Для этого он написал правителям провинций, повелевая жителям каждой провинции выбрать по сотне самых мудрых и рассудительных людей и отправить их к нему. Когда эти избранники подошли к воротам дворца, царь повелел им выбрать десять человек из их числа, и этих десятерых привели к нему, а из придворных тоже выбрали десятерых. Царь обратился к ним с такими словами:

– Мудрый человек должен выискивать в себе недостатки, для того чтобы от них избавиться. Видите ли вы какой-нибудь недостаток во мне или какой-нибудь изъян в моём правлении?

– Только один, – ответили они, – и если ты обещаешь нам безопасность, мы укажем тебе на него.

Царь обещал им безопасность, и они сказали:

– Мы видим, что в тебе всё новое, – они хотели сказать, что в нём нет царской крови.

– А как, – спросил он, – обстояло дело у царя – моего предшественника?

– Он был царский сын, – ответили они.

– А у его отца?

Они повторит тот же ответ.

Так он повторял свой вопрос, перебрав не менее десяти царей, и каждый раз получал один и тот же ответ, пока не дошёл до последнего, о котором мудрецы сказали, что он был завоевателем.

– В таком случае, – сказал он, – я как этот последний в ряду царей, и если мои дни продлятся и моё правление будет успешным, царство останется за моими детьми, и у их потомков будет такая же царская кровь, какая была у моих предшественников.

После этого мудрецы простёрлись ниц перед царём в знак своего согласия, ибо так они обычно выражали своё одобрение или показывали, что признают себя побеждёнными, и с тех пор этот царь ещё более укрепился на престоле.

* * *

На эту историю слушатель-араб сказал: «Эту мысль арабы высказали уже давно, и всего в двух фразах, так что эта длинная история, попавшая к нам из чужих краёв, вовсе не нужна. Рассказывают, как двое хвастались друг перед другом и один сказал другому: „Моя родословная начинается с меня. А твоя – кончается тобой“» [292].

Не раздувать управленческий аппарат

Авторов «зерцал», как, впрочем, и всех подданных, которые несли бремя содержания чиновничества, не могла не занимать проблема размеров этого аппарата. Правда, сначала, скажем в VIII веке, критерии были не такие уж рациональные.

Так, в «Тайне тайн» псевдо-Аристотеля на основании своего рода числовой магии, которой в этом произведении уделяется такое большое внимание, категорически воспрещается брать только одного визиря. Минимальное количество визирей – три («если меньше трёх, то вещь не достигает устойчивости»), среднее количество – пять, оптимальное («наиболее полное») – семь. «Ведь, – обосновывает это рассуждение автор трактата, – небес семь, и неподвижных звёзд семь, и движущихся звёзд семь, и дней недели семь, и фаз Луны семь, и дней радостей семь, и дней горестей семь, и то же самое с многим, о чём можно долго говорить» [293].