«Какаду»

Кордиан умолкает, обессилев. Он медленно поворачивает голову к сидящей возле него на скамейке девушке и с усилием улыбается.

— Красиво, правда? — тихо произносит он.

— Где-то я слышала это или, может, читала. Не помню…

— Это стихотворение Словацкого.

— Да. Это Словацкий. Верно.

— Это стихотворение все время не выходит у меня из головы. Ты знаешь, вот уже долгое время я не могу ни о чем другом думать. Это ужасно…

— Что?

— Когда была война и оккупация, все казалось простым. Я считал, главное — чтобы была Польша…

— Не думай сейчас об этом. И не говори так много, тебе это вредно.

— Я не могу об этом не думать!

— Попробуй немножко вздремнуть.

— Не хочу.

— Ты, наверно, очень устал?

— Да. Ужасно устал.

— Постарайся заснуть. Сон пойдет тебе на пользу.

Юноша внимательно всматривается в лицо девушки. В его глазах — выражение необыкновенной сосредоточенности.

— Я сегодня умру, — говорит он.

— Глупости.

— Точно.

— Ты не должен так говорить.

Девушка берет мокрое полотенце, выкручивает его над тазом с водой и осторожно вытирает пот на его лице, шее и открытой груди.

— Ты милая, — говорит Кордиан, — и очень добрая. Я, наверно, мог бы в тебя влюбиться.

Девушка улыбается.

— Глупышка, — произносит она с легким замешательством.

— Ты считаешь, такое невозможно?

— А ты любил когда-нибудь?

Кордиан закрывает глаза. Говорит мечтательно:

— Мне тогда было тринадцать лет. А ей — двенадцать. Мы ходили в один класс. Я всегда носил ее книги до дому, а иногда мы встречались в парке, не уговариваясь, и долго гуляли молча, держась за руки.

Кордиан замолкает. Открывает глаза и смотрит на Марту.

— И что же дальше? — спрашивает девушка.

— Ничего, — говорит он со смущенной улыбкой. — Я так и не сказал ей, что люблю. Даже ни разу не поцеловал за эти три года. Потом уехал, и все кончилось. Глупо, правда?..

— Нет. Зря ты так об этом думаешь…

Кордиан задумывается над чем-то. Потом доверительно признается:

— Знаешь, я хотел бы, чтобы мне опять было тринадцать лет…

— Это из-за той девочки?

— Нет. Хорошо бы оказаться снова маленьким мальчиком. Жизнь намного терпимее, когда меньше понимаешь…

Неожиданно, от сильного толчка, с сухим треском открывается дверь. На пороге появляется запыхавшийся от быстрого бега доктор.

— Здесь Грозный?

— Нет, — отвечает Марта. — Его здесь давно нет…

Доктор пододвигает к себе стул. Тяжело опускаясь на стул и не глядя на них, говорит удрученно:

— Его люди убили маленького Войтека…

— Войтека? — изумленно и недоверчиво переспрашивает девушка. — За что?

— Вроде пытался убежать из деревни…

— Он умер? — спрашивает она тихо. — Вы уверены?

— Да, — подтверждает доктор. — Я только что видел его в ризнице. Туда его ксендз принес…

Ксендз, преклонив колена перед большим, почерневшим от старости крестом, сосредоточенно молится, уткнув лицо в сложенные ладони, а неподалеку от скамеечки с пюпитром, на каменных плитах, лежит тело Войтека; из-под прикрывающего его одеяла торчат босые ноги.

В ризницу входит Грозный. Поколебавшись мгновение, подходит к ксендзу, касается рукой его плеча и говорит:

— Мне надо поговорить с вами…

Ксендз, перекрестившись, встает с колен.

— Выйдем отсюда.

У входа в ризницу стоит Рен, а несколько дальше, в глубине дворика, небольшими группами люди из его взвода.

— В чем дело? — спокойно спрашивает ксендз.

Грозный улыбается. Вытаскивает из кармана сигареты. Угощает Рена, предлагает ксендзу, но тот жестом руки отказывается.

— Ксендз не догадывается, что нас может интересовать?

Ксендз смотрит прямо ему в лицо.

— Не думаю, чтобы вы пришли ко мне заказать мессу за упокой души этого убитого мальчика…

Грозный пристально всматривается в ксендза.

— Ну вот, пожалуйста, — говорит он язвительно, наклоняясь к груди ксендза, на которой виднеется миниатюрный Крест заслуги. — Уже успели наградить вас?

— Как видите, пан поручик.

— А можно знать, за что?

Ксендз пожимает плечами.

— Это не тайна. Все об этом знают. За сотрудничество с партизанами.

— Я слышал об этом. Вы сидели в лагере?

— Недолго, но довелось. Видно, так было угодно господу богу.

— Как трогательно, — издевается Грозный. — А что, по мнению ксендза, сейчас больше всего угодно господу богу?

Рен хватает Грозного за плечо.

— Оставь. Так нельзя.

Грозный злобно смотрит на Рена, после чего снова обращается к ксендзу.

— Наверно, любовь к ближнему? Разве не так? И во имя этой любви ксендз, видать, на многое способен?

Ксендз молчит.

— А если бы к ксендзу пришел коммунист и попросил о помощи?.. Что тогда?

— Если б ему угрожала опасность, отказать в помощи я бы не осмелился…

Грозный кидает на Рена быстрый многозначительный взгляд.

— Значит, он у вас в доме, святой отец? — вкрадчиво спрашивает он. — Где вы его спрятали?

— Кого?

— Не надо притворяться. Вы прекрасно знаете, что мы разыскиваем некоего Быру. Пока безрезультатно. Но он не мог уйти из деревни. Злополучная история с мальчишкой как нельзя лучше подтверждает это. Он погиб при первой попытке убежать из деревни…

— Бедное дитя!..

Грозный согласно кивает головой.

— Мы облазили здесь каждую дыру, дом за домом — и нигде его не нашли. Отсюда простой вывод — он у вас…