«Какаду»

Он взял с соседнего стула полевую сумку, какие носили на фронте курьеры, и начал собирать со стола разные мелочи: старый серебряный портсигар, зажигалку, едва начатую пачку сигарет. Хольт напряженно всматривался в лицо Раубенштока, как будто ждал дальнейших уговоров, но тот упорно молчал, равнодушный и внешне спокойный, но в своем молчании почти враждебный, и Хольт вдруг почувствовал, как его сердце начинает биться в груди все сильнее и сильнее. Между тем Раубеншток неспешно затянул пояс, поднялся со стула и протянул ему руку.

— Прощай, старина, — буркнул он. — Мне пора…

— А черт, да погоди ты! — рявкнул Хольт с бешенством, хриплым, раздраженным голосом. — Ладно, попрошу перевести меня на передовую. Ты прав, черт подери! Нужно положиться на судьбу…

Раубеншток недоверчиво посмотрел на него.

— Возьми себя в руки, Вильям, — сказал он неожиданно мягко. — Не бросайся очертя голову…

— Не бойся за меня…

— Подумай сначала хорошенько, прежде чем решить…

— А что? — бросил агрессивно Хольт. — Может, ты теперь хочешь отступить?

— Нет, — ответил спокойно Раубеншток. — Я только хочу, чтобы ты не был на меня в обиде, если вдруг не получится…

Хольт пожал плечами.

— Перестань, Франц, ладно? — буркнул он. — Мы слишком много говорим. Вот так можем проговорить всю жизнь — и ни на что не решиться. Мне уже все осточертело, как и тебе, и я не желаю больше подставлять лоб. Мне война ни к чему. И у меня нет никаких обязательств по отношению к этим идиотам, которые ее развязали. Честь, отчизна! Плевать на них! А если уж на то пошло, то от меня было бы больше пользы, разреши они мне спокойно заниматься бизнесом и платить государству налоги, ведь здесь от меня им не было никакой пользы и, клянусь, никогда не будет…

— Ну наконец! — рассмеялся Раубеншток с видимым облегчением. — Наконец-то ты говоришь по-человечески.

Хольт отодвинул стул и встал пошатываясь. Голова его так закружилась, что ему пришлось опереться руками о стол. Раубеншток взял его под руку и быстро вывел через людный зал на улицу.

— Я ничего уже не боюсь! — заявил Хольт.

— Конечно, по правде говоря, бояться-то нечего.

— Не говори, со страху тоже можно умереть, — рассмеялся Хольт. — Разве нет?

— Можно…

— Я рад, что мы наконец договорились.

— Я тоже, Вильям, — признался Раубеншток. — Ты еще будешь благодарить меня за это…

Они шли посередине мостовой, поддерживая друг друга — было скользко. На улице шел дождь, и земля совсем размякла, а когда они вышли из городишка, им и вовсе пришлось идти по щиколотку в грязи. Вскоре они очутились в окружении мрачных и разлапистых деревьев старого парка, где в одном из строений роскошного дворца размещался штаб дивизии.

Они остановились у каменных ворот и с минуту прислушивались к артиллерийской канонаде, доносящейся с близкого фронта.

— Слышишь? — спросил Хольт.

— Лупят как дьяволы…

— Значит, скоро начнется.

— Надо тебе поторопиться, Вильям.

— Да. Завтра попрошусь на передовую. Вряд ли мне откажут, а?

— Будь спокоен.

С минуту они стояли совершенно молча.

— Боже мой! — вздохнул Хольт. — Ну и свиньи мы!

— Что еще такое? — забеспокоился Раубеншток. — Что ты снова болтаешь?

— Вспомнил о тех красивых рогах, которые мы сегодня наставили нашим женам…

— Женам рогов не наставляют…

Хольт вдруг захихикал.

— Но ведь это так называется, да?

— Только в отношении мужчин.

— Не стоит, наверное, трезвонить об этом, а, Франц?

— Конечно.

— Не забудь, смотри не проболтайся.

— Само собой, — заверил Раубеншток. — Будь на этот счет спокоен.

— Ну, держись, Франц, — сказал Хольт, протягивая приятелю руку. — И будь осторожен…

Раубеншток потрепал его по плечу.

— До скорой встречи, Вильям.

— Держись, старина…

— Хорошо. Буду тебя ждать…

— Долго не придется! — сказал Хольт, направляясь к затемненному штабу. — Скоро встретимся снова…

X