Какая гадость эта ваша рыба-фугу

В сумраке переулка стояли двое невысоких смуглых парней, меньший из которых до того смахивал на Рока словно был его клоном. – Здравствуйте, – обратился к нему более высокий, сдёрнув с головы засаленную бейсболку «Доджерс», – меня зовут Рауль, а это, – он указал на своего спутника, – Фульхенсио, кузен Рока. – При упоминании его имени Фульхенсио улыбнулся. – Рок уехал в Альбукерке, – продолжал Рауль, – и он просит его простить. Но он посылает к вам своего кузена, Фульхенсио, чтобы он вместо него мыл у вас посуду.

Элберт отступил от двери и Фульхенсио, улыбаясь, кивая, и имитируя руками мойку тарелки, проследовал на кухню. Продолжая улыбаться и имитировать, он в ритме самба протоптался на другой конец кухни, вынул суперспрей из его держателя так лихо будто выхватил шпагу из ножен, и принялся драить посуду с такой мощью, при которой его капризный кузен дал бы дуба.

На долгий миг Элберт словно замер, просто стоя у входа, уставившись в никуда и почти не обращая внимания ни на Мари, стоящую позади него, ни на прощальный жест Рауля, тихонько закрывшего дверь. Придя же в себя, он вдруг почувствовал себя столь очищенным от пороков, как если б только что заново родился, а посему теперь ему любое дело по плечу. Ведь у него теперь был Фульхенсио, которого он всего пару минут назад увидел впервые в жизни, а сейчас он уже мыл посуду как прирожденный посудомойщик. И, конечно, у него была Мари, которая не бросила бы его, даже если б ему пришлось готовить еду из кактусов и ящериц для праведников в пустыне. Что же касается его самого, то он был в расцвете своей мужской зрелости, талантливый, эрудированный, вдохновенный, имеющий все шансы, чтобы стать одним из величайших кулинарных мастеров своего времени. Да что с ним такое? Чего это он распустил нюни?

Ему нужна была Уилла Франк? Что ж, он получил её. Правда, в неудачный вечер, который может случиться у кого-угодно. Вечер, когда кончился мескит, скисли сливки, а посудомойщик взбесился. Даже Пак, даже Солтнер не смогли бы с этим справиться.

Она должна вернуться. Ещё дважды. И тогда уже он будет готов к её встрече.

***

Всю эту неделю над рестораном Д'Анджело висело тягостная завеса предчувствия. Элберт превзошел самого себя, расширив ассортимент своей новомодной северно-итальянской кухни дюжиной новых творений, включая восхитительную чёрную лапшу с жареными креветками, пикантно-ароматную тушеную зайчатину и просто улётного жаворонка, маринованного в луке-шалоте, белом вине и мяте. Он работал, не покладая рук, фанатично и самозабвенно. На каждый вечер он мог предложить гостям семь предварительных и шесть горячих блюд, причем от вечера к вечеру все эти блюда были различными. Он превзошел самого себя и снова превзошел себя.

***

Миновала пятница. Утренняя газета выдала репортаж о том, как Леонора Мергансер нахваливает какой-то греческий кабачок в Северном Голливуде, где она рекламирует их спанакопиту так пылко, как если бы они изобрели её прямо вчера, ну а уж их долма показалась ей таким шедевром, что она сочла её не иначе чем свидетельством господнего вмешательства. Фульхенсио яростно драил посуду, Эдуардо работал над своим акцентом, выпячивая грудь колесом, воздух ресторана буквально был пропитан десертами Мари. И день ото дня Элберт покорял всё новые высоты.

***

А вот на следующий вторник – такой тихий, чуть ли не тишайший из вторников на его памяти, – в ресторан Д'Анджело снова заявилась Уилла Франк. В зале присутствовали лишь две другие компании посетителей: костлявый семидесятилетний старик профессорской внешности с внучкой – по крайней мере, Элберт надеялся, что она ему внучка, – и еще одна семейная пара из Беверли-Хиллз, заходящая к ним регулярно раз в неделю с самого открытия ресторана.

О присутствии Уиллы сообщил Эдуардо, влетевший на кухню с перекошенным лицом и дрожащей рукою нацарапанным заказом на аперитивы. – Она здесь, – прошептал он и кухня погрузилась в тишину. Фульхенсио со своим спрейем руке замер как вкопанный. Мари вскинула взор над тарелкой с пирожными. Элберт, наносящий последние штрихи к своим блюдам пассерованных морских гребешков с соусом песто для профессора и утиной грудки с лесными грибами для его внучки, отшатнулся от стола будто ошпаренный. Бросив всё, он бросился к дверному окошку, чтобы взглянуть на Уиллу.

Для него это был момент истины, момент, в который его упорство едва не изменило ему. Она была сногсшибательна. Ослепительна. Столь же совершенна и недоступна как эти надменно-дерзкие девицы, глазеющие на него с обложек глянцевых журналов в супермаркете, холодно-элегантная в своем облегающем шелковом платье молочного, как соус бешамель, цвета. Как только он, Элберт Д'Анджело, при всей своей талантливости и великодушии, мог понадеяться, что сможет когда-либо дотянуться до неё, даже потревожить подобное совершенство, хотя бы щекотанием её столь пресыщенных вкусовых сосочков?