Какая гадость эта ваша рыба-фугу

Удручённый он стал разглядывать спутников Уиллы. Ждать какой-то помощи от от её соседа, расплывшегося в улыбке и как всегда задушевного, симпатичного и беспечного Вкусолога, он не мог, а посему в поисках каких-то признаков сочувствия он перевел взгляд на пару, которую они взяли с собой. Зря старался – эти двое были пожилыми, седовласыми, изысканно одетыми, а главное, аскетично-сухопарыми, что присуще тем, кто практикует жесткий контроль над своими аппетитами, и ждать от них сочувствия было так же тщетно, как от линчевателей. Элберту стало ясно, что борьба предстоит жесточайшая. Вернувшись к грилю и облачившись в чистый фартук, он приготовился к худшему.

Мари приготовила напитки – два мартини, один неразбавленный «Гленливет» для Уиллы и пиво для Вкусолога. Из предварительных блюд они заказали сыр моцарелла из молока буйволиц по-флотски, капонату Д'Анджело, салат из осьминогов и телячьи медальоны с луковым мармеладом. В каждое блюдо Элберт вкладывал всю душу, расставляя и гарнируя тарелки с той кропотливой тщательностью и тем трепетным вдохновением, с которыми гениальные живописцы вроде Тулуз-Лотрека творили, склонившись над своими холстами, а позже он уязвлёно наблюдал за тем, как каждое из его предварительных блюд возвращается на кухню полусъеденным. Затем настал черёд первых блюд и компания Уиллы сделала заказ на пять разных блюд, которые Элберт передал официанту Эдуардо. Как только последний с каменным лицом унёс заказ гостям, Элберт как какой-то озабоченный вуайерист прильнул к дверному окошку.

Как завороженный он наблюдал за тем, как гости откидываются на спинки стульев, давая возможность Эдуардо поставить перед ними тарелки. Элберт ждал их реакции на блюда, но напрасно – на них гости едва глянули. Затем вдруг, словно по команде, каждый из них стал зачем-то передавать свою тарелку через стол. Он остолбенел: неужто они решили, что это Имперский ужин в забегаловке сети фастфуда Чау-Фу-Лак? Но тут до него дошло: каждое из его блюд должно пройти дегустацию амбалом с лошадиной челюстью, прежде чем остальные его спутники соблаговолят притронуться к нему. Никто их них не смел не то чтобы прикоснуться к еде, но даже проронить слово или пригубить из бокала вина Шато-Бельграв 1966 года, до тех пор, пока Джок, сперва понюхав и лизнув погружённый в блюдо палец, опасливо не попробовал каждое из творений Элберта. Уилла сидела словно замерев и во все свои черные глаза следила за тем, как этот верзила с огромной челюстью и щеткообразной башкой, усердно склонялся над тарелкой и вертел на языке кусочек морского гребешка или утки. Наконец, когда все блюда были перепробованы Вкусологом, перед ним, выкатившись словно шарик рулетки, замер лангуст «Элберто». Но ведь он до этого уже нюхал его, уже испачкал в нём свою вилку. А потому он теперь величавым жестом оттолкнул эту тарелку и хриплым голосом потребовал пива.

***

Следующий день был самым мрачным в жизни Элберта. У него было уже две неудачные попытки и третья была на носу. Он не знал, что делать. Периодически он забывался в лихорадочных дрёмах, но они были кошмарами об искромсанных трюфелях и оживших свиных голяшках, а проснулся он с дичайшими вкусовыми сочетаниями на губах – рубленых маринованных огурцов и сельдевой икры, луково-коричного мусса, соуса из черноглазого горошка. Он даже полусерьезно составил фантастичное меню с перечнем блюд, которые никто никогда ещё не пробовал – ни шейхи, ни президенты. Он придумал своему списку название «La Cuisine des Espèces en Danger» (Красная книга исчезающих кулинарных видов). Грудка калифорнийского кондора с лисичками; зажареная в муке рыба дартер-моллюскоед; медальоны из мяса панды по деревенски. Когда на следующий день он ознакомил Мари с этим своим меню, она громко расхохоталась. – Я основал новую кухню! – воскликнул он и на мгновение нависший над ними занавес безысходности поднялся.

Впрочем столь же быстро мрачный занавес снова опустился. Он понимал, что ему следовало предпринять в отношении суровейшего его критика – Уиллы Франк. Нужно было увлечь её посредством своей кухни, стать её переводчиком с языка его еды, пробудить её каким-то своим действием, вроде того, которым послужил поцелуй для спящей красавицы из сказки. Но как это сделать? Как приступить к пробуждению её от спячки, когда этот балбес вечно торчит между ними как сторожевой пёс?

А ведь как выяснилось, этот ларчик открывался гораздо проще, чем он даже мог себе представить.