Какая она, победа?

относится к своей громогласной, суетливой и недалекой старухе, терпя ее,

жалея, отмалчиваясь, поглядывая на нее с юморком, вполглаза и всегда

оставаясь самим собой.

Надо было подойти и познакомиться. Но Миша всегда в окружении

друзей, да и кто ты такой, Балинский? Так и не подошел. Даже сторониться

начал, чтобы самому не подумать о себе, что, дескать, с дружбой набивается

41

к такой знаменитости.

На одном из первых занятий, когда Миша показал свои приемы

передвижения по сложным скалам, Толя что-то хмуро проворчал.

— Не понял? — переспросил Миша.

— Я говорю, вот ведь французы, — начал издалека Балинский, — какие

туфли делают! Где б нам достать? Тоже б полазили!

Миша улыбнулся. На нем были французские скальные туфли, их

подошвы из губчатой резины прихватывали скалу, как присоски. Приятная

обувь. Хорошо ходить по скалам. Куда ногу поставил, там стоит. Что ж,

заслуженный мастер спорта Михаил Виссарионович Хергиани, наверное,

имел право на такую малость — проводить занятия не в тяжелых триконях, в

которых были его подопечные, а в легких туфлях.

На следующее утро Хергиани пришел в триконях. И снова улыбнулся.

Той улыбкой, когда сразу ясно, мелок душой человек или щедр. Потом Миша

смотрел, как Балинский проходит маршрут, и по тому, как смотрел, как

реагировал, Толя понял: Миша его «засек». Да, Мише понравилось. Едва

Толя отстегнул страхующую веревку, Миша подошел, и они поговорили.

Толя рассказал о детстве, о Сулейманке, Миша — о родной Сванетии. Им

было легко понимать друг друга. Очевидно, потому, что симпатия была

взаимной.

Миша назначил Балинского старостой. Теперь Балинский готовил скалы

к занятиям, навешивал перила, веревки, и Миша мог быть спокоен: все будет

сделано надежно. Но и после этого Балинский старался не обременять Мишу

своими посещениями — все же это Хергиани! И тогда Миша приходил сам и

говорил с ним о горах. Он любил горы до безрассудства. Он

коллекционировал все мало-мальски интересные маршруты. Он говорил, что

его очень занимает проблема юго-западной стены пика Коммунизма и что,

если удастся организовать экспедицию, пусть Толя не сомневается, место

ему в этой экспедиции найдется.

Иногда в чей-нибудь день рождения ребята собирались и украдкой

42

посылали нарочного за сухим вином. Вино называлось «бормотухой».

Сидели за полночь, разговаривали вполголоса, чтобы никто не услышал, —

бормотали. Но Миша все равно догадывался о полуночных бдениях и

обижался:

— Чего прячетесь, меня не позвали?

— Ты тренер. Начальство!

— Какой я тренер! Я такой же, как вы...

Он должен был сводить их на Эльбрус. Не сводил. Уехал на Тянь-Шань

с экспедицией грузинских альпинистов на пик Победы. Сходили на Эльбрус

без него, и все последние дни пребывания в Джан-Тугане только об этом и

говорили: как-то Миша? На Победе?

. .Больше с Мишей Хергиани встретиться не довелось. В то лето, когда

Толя работал в группе Альгиса Видугириса, в одну из суббот из Кара-Куля

приехал Ваня Морозов. Он привез весть, от которой враз померкли все

собственные беды и несчастья: погиб Миша Хергиани. Потом узнали

подробности, потом появилась песня, сложенная про Мишу, а тогда, в тот

вечер, он глядел из палатки в непроницаемую темень ночного Аркита, вспо-

минал Джан-Туган и горевал о своем давнем инструкторе, как о родном

брате.

Миша!

Михаил

Виссарионович

Хергиани,

мастер

спорта

международного класса, погиб в Италии, в Доломитовых Альпах, на стенном

маршруте шестой категории трудности «супер», на Су-альто. Был внезапный,

редкий для этих гор камнепад, он перебил веревку, и Миша пролетел

шестьсот метров до подножия. Спасательные отряды подобрали тело

Хергиани, а через сутки сложнейших работ с применением вертолета и

лебедки сняли со стены спутника Миши по восхождению, одного из лучших

скалолазов страны, Вячеслава Онищенко: лишившись партнера по связке,

альпинист оказался в самом безвыходном положении.

На снимке, незадолго до камнепада сделанном Онищенко, видна

совершенно отвесная, уходящая в туман стена, а на ней фигурка человека,

43

разглядывающего нависшую над головой крутизну. Лица человека не

рассмотреть. Но это Миша. Его нельзя не узнать, ни с кем нельзя спутать. По

легкости, естественности позы. По непринужденности, по спокойствию духа,

сохраняемому даже на такой вот стене. Миша редко прибегал к помощи

крючьев. А шлямбурные крючья использовал и вовсе редко, считая, что это

уже не альпинизм, не искусство скалолазания, а эдакие монтажные работы, в

которых ничего хитрого нет. Он любил честную борьбу. Таким на последней

своей фотографии и остался. Свободно откинувшись от стены на расстояние

вытянутых рук, он всматривался в свой нелегкий путь, и столько

спокойствия, силы и уверенности было в осанке скалолаза, что, казалось, он

владеет даром парить в воздухе, что у него не одна жизнь, а по крайней мере

десять...

ЛЕША КАРЕНКИН