жутковато плывет снег, в любое мгновение готовый сорваться неудержимой
лавиной. Но что делать, Валя умер, и его надо тащить. Десять шагов по
гребню, и лицом в снег. Двое топчут. Четверо тащат. А там будет видно.
Хотели бросить палатку. Все полегче. Успеют ли только они засветло
спуститься до другой своей палатки — до 6500? Оставили часть продуктов. И
вскоре пожалели об этом. Но кто же знал, что пятнадцать километров гребня
и плато, совсем недавно и так быстро пройденного вверх, они будут
одолевать шесть дней! Приболел Виктор Максимов. Неважно чувствует себя
Вододохов. Да и как себя хорошо чувствовать, если вся еда — кружка теплой
воды с дольками сублимированной картошки утром и чаек вечером?
Теперь, с началом транспортировки, руководство группой пришлось
взять на себя Балинскому. Так с ним обычно и бывало: когда очень все
плохо, неприметно брать дело в свои руки, впрягаясь за двоих, а то и за
троих. Конечно, ребята и сами пуд соли в горах съели, и все же горы для них
— это отпуск, отдушина, увлечение, а для него каждодневный труд. С него и
спрос. Он все должен уметь, все предвидеть, это по его части
транспортировка, ведь он не только альпинист, он ведь еще и верхолаз-
монтажник. .
Палатка на 6500 сбита ветром, завалена снегом. Измученные вконец
ребята полезли в нее как в мешок, и Балинскому пришлось проявить всю
197
суровость, чтобы люди нашли в себе силы привести ночевку в божеский вид.
Наутро непогода, пурга, пришлось тянуть упряжь по грудь в снегу, но и
теперь никто из них не запросил отступного, не посетовал на это скорбное, а
физически и вовсе непосильное дело, которое так случайно выпало на их
долю.
На следующий день подошла группа Галкина.
—Тимофеич, беда опять.
Галкин опустился на рюкзак, закрыл голову руками и долго сидел, не
двигаясь, не произнося ни слова. Для него это была полнейшая
неожиданность. Все молчали. Всем тяжело. А тяжелей всех Виктору, ему
идти вниз с этой вестью, лететь в Москву, принести ее в дом Сулоева, Римме
Сулоевой...
—Что делать дальше, Тимофеич? Ребята на пределе.
Галкин отнял руки от лица.
—Не могу приказывать, Толя. Но сколько сможете, еще спустите.
С Галкиным ушли вниз все больные. Оставшиеся тщательно разболтали
в снеговой воде предпоследний брикет сублимированного супа,
подкрепились таким образом и вновь впряглись в работу. Так добрались до
пика Парашютистов и отсюда, с края плато, попытались связаться с лагерем.
Лагерь не отвечал. Оставалась еще одна надежда — заброска на 5800. Но она
оказалась пустой, теперь и вовсе на плато нельзя было задерживаться, теперь
надо было думать о живых.
Тело Сулоева оставили под пиком Парашютистов. В том самом месте,
где год назад Валя и «док» Шиндяйкин стояли у палатки с больным
Бессоновым и думали, как быть. . Попрощались, обложили ледяную нишу
плитами камня, начали спуск. Очень помогли прошлогодние перила, а на
5300 их встретил «док» Шиндяйкин. «Док» тащил целый рюкзак продуктов.
Они тут же этот рюкзак опустошили, но сил за эти дни было отдано столько,
что и после еды они спустились с ребра и пересекли ледник Фортамбек лишь
с несколькими привалами, а на высокую морену, к палаткам базового лагеря
198
шли так бесконечно долго, как, пожалуй, никто из них еще никогда и нигде
не ходил.
...Кончился август. Пора было улетать по домам. На исходе и отпуска и
действия всяческих продлений и освобождений, а они все еще сидели на
поляне «Буревестника» и ждали Галкина. Ждали Римму Сулоеву. Ждали ее
решения — снимать с плато тело Валентина или все же отложить эти работы
на будущий год.
Прилетел вертолет, из него вышли Галкин и Римма Сулоева. Первый
удар женщина уже пережила и теперь старалась держаться так, как того
невольно требовали и эти суровые горы, и эти черные от ожогов памирского
солнца лица мужчин, последних, кто слышал, кто видел ее мужа. Врач по
профессии, мастер по туризму, она много ходила по горам и все понимала.
Ей не нужно было говорить о состоянии этих людей, а стена была перед
глазами. Она медленно обошла поляну «Буревестника», остановилась у
громадного валуна, глянцевого от пустынного загара, сказала, что, если на
будущий год Валю все-таки снимут с плато, она хотела бы похоронить его
здесь, над Фортамбеком.
Собрали рюкзаки. Пошли к вертолету.
Галкин долго жал руку, благодарил за все то, что было сделано на плато,
просил не забывать, заезжать в Москву, словом, не пропадать. Конечно,
будущим летом экспедиция фактически не состоится, надо будет отдать
последний долг тем, кто остался на пике Ленина и здесь, на плато, но уж
через год готовьтесь! И Галкин поднял вверх два растопыренных пальца —
шутливый мальчишеский вызов судьбе, задиристый жест полузабытых сту-
денческих времен — виктория! Победа!
199
ВЫСТОЯТЬ!
Кара-Куль встретил Балинского своими сюрпризами. Тотчас отправился