Какая она, Победа?

Каждый шаг — это усилие. Усилие не только для того, чтобы перешагнуть через камень или ледниковую трещину, но и через свое «я устал», через свое «я не хочу», через все чаще и чаще наведывающуюся мысль насчет того, «а чего ради?». Нет-нет. Ничего общего, они явно противоположны по знаку, альпинизм и парашютизм. И если парашютиста все же удалось уговорить взвалить на спину двадцатикилограммовый рюкзак и с ледорубом в руке, в мокрой штормовке тащиться сквозь дождь и снег к бог знает где затерявшемуся в тумане Аксайскому ледопаду, то опять-таки это стало возможным только во имя парашютизма, во имя будущего прыжка.

Первая Памирская. Даешь фирновое плато!

Свою Памирскую экспедицию альпинисты «Буревестника» называли комплексной. Но не только из-за участия в ней парашютистов, намечались и другие, не менее важные эксперименты, связанные с установкой на больших высотах научной аппаратуры. Так, было задумано смонтировать на вершине пика Ленина автоматическую радиометеостанцию. Была проделана большая работа, но, к сожалению, выброшенная на трех парашютах станция опустилась в стороне от заданной точки. Видимо, штурманы еще не имели достаточного опыта расчетов в горах, а вытащить груз наверх альпинистам оказалось не под силу.

Успешно была осуществлена лишь вторая часть программы — альпинистская. Команда взошла на этот популярнейший в стране семитысячник по пяти маршрутам, причем три из них были пройдены впервые. Познакомились с пиком Ленина и парашютисты. В свой акклиматизационный выход они поднялись до высоты 5500, еще раз продемонстрировав свою, так сказать, веротерпимость, свою готовность вынести любые альпинистские «штучки» ради единственного стоящего дела — прыжка на Памир, который состоится не в какие-то отдаленные, туманные времена, а буквально через несколько дней, даже дата известна: 12 августа 1967 года. Они летят на Памир!

Первыми на Памир улетели альпинисты. 9 августа передовая группа под руководством Юрия Бородкина и тренера Валентина Божукова погрузилась в вертолет Алексея Панферова, чтобы через полчаса тряской болтанки, оставив под облупленным дюралем днища и грозный вал Заалая и мертвенно-серую пойму Мук-Су, очутиться под самой стеной фирнового плато, на леднике Фортамбек.

В прошлом, 1966 году фрунзенский пилот Панферов и его экипаж освоили, казалось бы, недоступную для вертолетов площадку на леднике Москвина. Теперь же им предстояло обжить еще более отдаленный альпинистский «аэродром» — поляну «Буревестника». Первооткрыватели всячески расхваливали свою находку. Но согласится ли сесть там Панферов?

Панферов сел. Поляна и в самом деле оказалась на редкость удобной, гостеприимной, что ли, тем более неожиданной для столь сурового памирского угла. Было странно глядеть на ласковый оазис зелени, выше и ниже, справа и слева которого были только снег и лед. Здесь была даже не одна поляна, а целый каскад полян, живописно разобщенных моренными холмами и уютно прикрытых ими со стороны ледника. То там, то здесь поблескивали плоские корытца эдаких декоративных озер, в густой упругой шубе желто-зеленой альпийской травки посверкивали извилистые прожилки ручьев, весело пересвистывались у своих нор непуганые сурки, а за моренным валом, за осязаемо глубоким пространством невидимого с поляны ледника высился циклопический крепостной фронт скальных башен и стен, увенчанных, как куличи, высокими папахами слоеного фирна. Прямо напротив поляны этот фронт был пробит ступенчатой брешью Трамплинного ледника, заваленной вдребезги разбитыми пластами фирна, рушащимися с верхних сбросов, то зеленоватых, то бледно-матовых и просвечивающих насквозь. Эти верхние сбросы означали кромку фирнового плато. Она сверкала на солнце, и от всего этого трудно было отвести взгляд.

Впечатление усиливалось еще и потому, что гигантский амфитеатр протянувшейся на несколько километров стены открывался взгляду с высоты нависшей над Фортамбеком террасы, открывался сразу, как с наблюдательной вышки, расчетливо выдвинутой в середину дуги. Воистину ни с чем не сравнимое зрелище! Оно вызывало восторг, а гулкие перекаты эха, рождаемого обвалами с Трамплинного ледника, лишь подчеркивали масштабы и первозданность окружающего мира.

Площадка, облюбованная под «аэродром», особой работы не требовала.