Какая она, Победа?

Ну нет, они вовсе не намерены сдаваться! Горячее молоко, полоскание горла фурациллином, вечером вышли на связь с лагерем. Вот счастье, Шиндяйкин на месте. Долгая консультация, обстоятельные расспросы и ответы, наконец диагноз. Атрофия слизистой оболочки и, очевидно, гортани, уплотненный комок, сузивший просвет трахеи… Горячий чай со спиртом.

Винный компресс на горло. Две таблетки тетрациклина через каждые четыре часа, ну и полоскание. И так всю ночь, стараясь не слишком шуметь, чтоб в соседней палатке не услыхали, не догадались, чтобы спали спокойно. Пусть хоть одна четверка хорошо отдохнет. Теперь силы понадобятся вдвойне.

К утру Овчинников почувствовал себя лучше. Тогда и возникло решение. Теперь впереди идет Анатолий Георгиевич. Он задает темп. По своим возможностям. Возможности эти, однако, оказались вполне достаточны, чтобы уже в четыре часа пополудни подняться к вершинному туру с записками Попова и Балинского, выпить горячего чайку, а в 17.30 приступить к спуску по северному ребру. Была хорошая погода, Анатолий Георгиевич сносно себя чувствовал, и они смогли к сумеркам спуститься на 7200. Площадки были готовы — спасибо предшественникам, так что на ночлег расположились быстро. Поужинали, связались с группой наблюдения, и вновь перед ними возник вопрос, что делать дальше, на что решиться. С улучшением самочувствия Овчинникова появилась возможность завершить траверс. Но как? В каком составе?

Утро вечера мудренее. Солнце разбудило рано, в шесть часов, день выдался на редкость приветливым, самочувствие у всех нормальное. Но нет, рисковать все же нельзя, мало ли было таких ситуаций, разве забыть, чем они кончались? Овчинников идет вниз! А это значит, что. Тут сказал свое слово Лева Добровольский. Он пойдет с Анатолием Георгиевичем. Он и Витя Максимов. А больше некому. Иванову? Он капитан, должен довести траверс до конца. Мысловский? Он в связке с капитаном. А остальные кандидаты, им как раз этого траверса, этих медалей не хватает до мастерского звания, им и идти. А за их тройку ребята могут не беспокоиться. Погода отличная, внизу группы Балинского и Попова, в случае чего поддержат, а на Звездочке их встретят наблюдатели и «док» Шиндяйкин — все как надо!

На том и порешили. Жаль, конечно, сходить с маршрута, когда все трудности практически уже преодолены, но иного решения они не видели.

Все понимали, что Максимов и Добровольский отказывались от верных золотых медалей, которых, по условиям первенства, они не получат, но что ж… тем хуже для первенства. Обнялись, распрощались, связки Иванов-Мысловский и Путрин — Олег Галкин — Кусов энергично протраверсировали крутой ледово-фирновый склон и вышли на плато восточного гребня Победы, а тройка Добровольский — Овчинников — Максимов пошла вниз. Из утренней связи они знали, что Балинский не спешит, что ночевал на 6700 и что они при надобности могут его догнать.

Что к полудню и было сделано. На 6000. Подошли к пещере, кинули в лаз ком снега.

— Балинский Анатолий Павлович, пенсионер, вторая группа инвалидности, здесь проживает?..

Какая она, Победа?

Они спускались с горы. Теперь-то они наверняка были последними, разве что где-то в районе Восточной Победы стремительно продвигалась к финишу пятерка Валентина Иванова, вдохновляемая наконец наладившейся погодой, крепким настом, близким успехом и, конечно, тем обстоятельством, что так счастливо все обошлось с Овчинниковым — это на семи-то тысячах!

Балинский, как и накануне, напротив, ничуть не спешил. Потом, на очных и всяческих заочных разборах, их будут упрекать за эту медлительность, высказывая догадки, что группа, дескать, вконец расклеилась, делая суровые заключения по поводу «недостаточной физической и моральной подготовки».

Балинского эти, несомненно, ожидавшие их назидания не тревожили.

Так всегда приходится спешить, так всегда в горах не до гор то из-за сроков, то из-за ненастья, близкой ночи, тяжелой работы да мало ли из-за чего, что возможность идти не спеша вниз, без нагрузки, солнечным ясным днем, по надежному пробитому пути с пещерами и забросками, на виду неправдоподобно прекрасной и только отсюда обозримой панорамы Тенгри-Тага — такая возможность казалась столь редкостным подарком судьбы, не принять который было бы непростительной оплошностью, безрассудством.

Конечно, то, что произошло накануне, на настроении все еще сказывалось, но появление Овчинникова, Левы Добровольского и Вити Максимова, с которыми были самые дружеские отношения еще по 1968 году, смягчало и эту горечь. За разговором, за легкой, не лишенной приятности работой на спуске они все больше и больше отходили от своих обид, от оставшейся еще взаимной досады, все более проникаясь радостью того главного, что им все же удалось сделать.