Какие они разные… Корней, Николай, Лидия Чуковские

«Для моего отца поездка в Псковскую губернию летом 1921 года была выходом из чрезвычайно тяжелого материального положения. В 1920 году родилась моя сестра Мура – четвертый ребенок в семье, – и отцу, единственному нашему кормильцу, решительно нечем было кормить нас в голодном Петрограде. Оставался только один выход – уехать в деревню и жить там, меняя вещи на продукты.

Беда заключалась в том, что никаких вещей у нас не было. К двадцать первому году мы уже все обносились до предела. Но отец нашел выход – с запиской от знакомых работников Петросовета он обратился на один из петроградских металлургических заводов и получил там мешок гвоздей и четыре стальные косы. Мешок с гвоздями притащил домой на спине я, – никогда в жизни мне не приходилось тащить ничего более тяжелого. Это было богатство – деревня погибала без гвоздей и кос. В Холомках мешок гвоздей и четыре косы мы обменяли на четыре мешка ржи. И жили там, пока не съели эту рожь, – до середины октября».

Открыл Холомки и первым туда перебрался художник М. В. Добужинский (он был знаком с Гагариными еще с дореволюционных времен). За ним последовал Е. И. Замятин. Николай Корнеевич говорит: «У Евгения Ивановича была и особая причина приезда, – он был влюблен в Софью Андреевну Гагарину, и между ними тянулся долгий и, по-видимому, трудный для обоих роман». Об этом же запись в дневнике Чуковского, сделанная 4 июня 1921 года: «Вчера вечером княжна призналась мне, что влюбилась в Замятина. Очень счастлива, но сомневается, отвечает ли ей».

За Чуковскими в благословенное место потянулись их петроградские знакомые. Николай Корнеевич пишет: «Из художников я помню двоих – Николая Эрнестовича Радлова с женой Эльзой и дочкой Малой и Владимира Алексеевича Милашевского… Литераторов понаехало в Холомки куда больше, чем художников. Появился Ходасевич с женой и пасынком, М. Л. Лозинский со своей лучшей ученицей Оношкович-Яцыной, Леткова-Султанова с сыном Юрием. Вслед за ними появилась и молодежь – Сергей Нельдихен, Миша Зощенко, Миша Слонимский, Лева Лунц и Муся Алонкина».

Жизнь в Холомках резко отличалась от петроградской. И спустя много лет Николай Корнеевич не мог забыть этого контраста. Он писал: «Бывало, в какую избу ни зайдешь с Петей Гагариным – усаживают за стол, жарят глазунью с луком. Эти глазуньи, которых я так давно не пробовал, потрясали меня до глубины души». А Лидия Корнеевна 14 сентября 1921 года сообщала отцу, уехавшему в Петроград по делам: «Знаешь, тут в понедельник был праздник в Захоньи[39]. Ну, я тебе скажу, вот мы наелись! Чего-чего там только не было. Мы были у Боговских (мама, я, Боба) – наелись; потом у Овсянкина – наелись; потом у Смирнова – наелись; потом у тети Луши – обожрались! Каждая изба как маленький ресторанчик – приходишь, тебя кормят, и ты уходишь. И это вовсе не по-свински, а так и полагается».

Оказавшись в сельской местности, дети думали, что у них начались каникулы. Но их отец считал иначе. 10 июля 1921 года Корней Иванович пишет старшему сыну строгое письмо: