Каким быть человеку?

Я вдруг оживилась. Объяснила, как несколько дней назад, получив от нее по почте диктофон, я начала писать о нас в Майами и затранскрибировала наши разговоры из той поездки. Теперь я хотела, чтобы она прочла их.

– Но я не хочу этого читать!

– Почему?

– Не знаю!

Выражение отвращения на ее лице поразило меня. Оно напомнило момент, когда я была подростком и в один теплый день зависала со своим школьным бойфрендом в доме его отца. Мы сидели на отцовском диване. Ни с того ни с сего, без малейшего предупреждения, он расстегнул штаны и достал член. Я разрыдалась от шока – я впервые видела пенис взрослого человека, и меня к этому никак не подготовили и не предупредили, – и я убежала оттуда в ярости, а потом целых две недели не разговаривала с парнем. А потом полюбила его.

– Я хочу, чтобы ты посмотрела, – сказала я обиженно, снова пихнув страницы в ее сторону.

Она нехотя потянулась за листами и взяла их. Я почувствовала удовлетворение. Разве она могла ощутить что-то иное, кроме того впечатления силы и красоты этого текста, какое ощутила я?

Глава шестая Художественная выставка

Через неделю я зашла посмотреть групповую выставку, которую курировал Поль Петро. Я планировала забежать на десять минут и пойти домой. Когда я пришла, у входных дверей стояла группа курящих людей. Смутно знакомая девушка повернулась ко мне, дружелюбно улыбаясь, и я широко и неуклюже улыбнулась в ответ.

Внутри, в выкрашенном белым пространстве ко мне подошел Поль, высокий мужчина с гладкой кожей и сильным загаром. Он спросил, успела ли я уже увидеть картину Марго. Я даже не знала, что она участвует в выставке, ответила я. Он принес мне пива из подсобки, а потом повел на второй этаж. Я прошла с ним в выставочный зал. Моему взору открылась самая большая картина, которую когда-либо нарисовала Марго. Картина даже еще не высохла до конца. Смотреть на нее было тяжело.

Она изобразила себя толстой, пухлощекой статуэткой Будды с надменной и лукавой улыбкой, размазанной по лицу. На фоне она нарисовала ватные шарики. Ее тело было сделано из блестящего фарфора, а на руках и пальцах пестрели кольца и украшения. Она сидела, скрестив ноги, ее пергидрольные волосы тонкими прядями спадали ей на плечи, и общее выражение лица выдавало нахальное самодовольство. Это была откровенно гротескная картина. На маленькой табличке рядом было напечатано название: «Сувенир Марго».

По моей спине пробежал холодок. Поль смеялся, ничего не понимая, но я-то знала, как Марго относится ко всему этому. Для нее не было ничего крутого в том, чтобы быть Буддой, и она никогда себя так раньше не изображала. Именно Будда отвернулся от страждущих мира сего, чтобы подсластить существование положительными чувствами – привилегированными чувствами доброжелательства и чистоты, всем тем, что ее так пугало в профессии художницы.

Я поблагодарила Поля, повернулась и медленно пошла вниз по лестнице, спускаясь осторожно, чтобы не упасть, потому что сердце колотилось и мне стало дурно. Я оставила полупустую бутылку пива на столе, вышла и повернула прямиком в сторону дома Марго, в трех кварталах от меня.

Глава седьмая Марго стегает

Я постучала в дверь дома, где жили Марго и Миша, но никто не ответил. У меня был ключ, я вошла и поднялась на второй этаж. Дверь их квартиры была открыта, и я сразу прошла насквозь через кухню в спальню. Марго сидела в темноте на кровати, смотрела фильм и стегала одеяло. Ее лицо было залито синим цветом. Она заметила меня и посмотрела немигающим взглядом животного. Мы не видели друг друга неделю.

– Я только что была у Поля Петро. Видела там твою уродливую картину.

– А, да? Тебе она показалась уродливой? – она пристально и холодно посмотрела на свою стеганую работу.

По всему моему телу пробежало смутное ощущение страха, а потом оно вдруг стало тяжелым, как будто отягощенным дерьмом. Мне хотелось забрать все свои слова, которые я написала о нас в тот вечер, вычеркнуть всё, что после прочтения дало ей увидеть себя, да и нас, в таком жутком свете. Но я едва ли могла отказаться от этих слов – точно так же, как мой бывший парень едва ли смог бы стереть из моей памяти мой портрет, который он изобразил в своей пьесе. Это уже случилось. Я подумала было извиниться, но не смогла. Женщины слишком много извиняются, однажды решила я и пообещала себе завязать с этим, и теперь мне было слишком сложно просить у кого-либо прощения.

Марго сказала: «У меня когда-то в училище была подруга, мы с ней работали в одной мастерской. Она бросила всё, чтобы стать буддисткой и жить в буддийской колонии в Колорадо. До этого она тоже была художницей, но, когда я приехала навестить ее, она расписывала пятнами приятных цветов интерьеры храмов, которые были доступны исключительно богатым людям, достигшим самой высокой планки духовности. Я всегда думала, что никогда не стану такой».