Каким быть человеку?

Шила. Правда? Интересно. А мне очень нравятся скучные люди. Мне кажется, эта черта – достоинство. Людям должно быть немного скучно.

Марго (выходит). Ну, у девушек не так хорошо получается быть скучными.

Шила (выходит). У девушек не так хорошо получается быть скучными?

Марго. Возможно.

Все белые парни, которых я знаю, едут в Африку. Они хотят рассказать истории африканских женщин. Они все такие серьезные. Они читают мне нотации, говорят, я недостаточно нравственная. Окей, говорю, если вы хотите выглядеть ролевыми моделями для девочек-подростков, тогда что мне с вас взять? Могу только отнестись к вам с присущей мне эмпатией, которую во мне никто бы не заподозрил, судя по тому, как я живу. Эти белые мальчики, которые ездят в Африку, подходят к жизни извне. Они выставляют наружу, напоказ свое любопытство, свою жалость, свою вину…

А мне всего-то хочется смотреть назад без сожалений. И, возможно, съездить в Африку и вернуться с рассказом о бедной африканской женщине, у которой парень выпивает и страдает от ВИЧ, у которой четыре ребенка, которые выпивают и тоже страдают от ВИЧ. Вернуться с такой историей – и передать американцам нечто более важное, чем бедность собственной души.

Позже, вечером, Шила с Марго вытирают руки полотенцем, убравшись после ужина. Они идут на крыльцо и сидят, глядя на улицу. От уличного фонаря напротив исходит ореол света; расплывчатый, прозрачный белый сияющий кристалл на фоне темно-синего неба, примерно как светящиеся диски художника Роберта Ирвина, которыми люди когда-то так восторгались, называли их цветами серебристой лунной дорожки, раскаленной лампочки, эфирными оттенками, снизошедшими прямо из рая.

Шила. Как у всех этих художников, про которых мы читаем, – у тех, что были женаты по пять или шесть раз, – хватало времени и на бурную жизнь, и на то, чтобы заниматься искусством?

Марго.И при этом сидеть на героине?

Шила. Либо я чего-то в жизни не понимаю, либо раньше было как-то по-другому.

Марго. Знаешь, с визуальной точки зрения я всегда понимала, что вот если смотреть на Поллока и смотреть на кирпичную стену, то, по мне, так стена интереснее. Но ровно потому, что кирпичная стена мне интереснее, я никогда так толком и не понимала, почему временами важно что-то создавать.

Шила(воодушевленно). Я, кстати, кое-что создала!

Марго. Что?

Шила. Сейчас скажу…

Шила тянется за чем-то позади нее, потом пугается и передумывает.

Знаешь, недавно в салон приходил Шолем…

Марго. Я с ним вчера столкнулась на улице, он покупал себе новые шмотки.

Шила. Он чувствует себя грязным, потому что нарисовал уродливую картину!

И я рассказала ей о том, как Шолем решил подойти к своей уродливой картине – как он сделал целый список максимально уродливых вещей и всё это воплотил в картине.

Марго качает головой.

Марго. Этого-то я и боялась. Шолему надо было стремиться к уродству всем сердцем – творить изнутри, а не по списку!

Шила. Именно! А еще он думает, что ты переживаешь художественный кризис, – он мне так сказал!

Марго.Что! Он так сказал? Господи, я очень далека от художественного кризиса! Просто потому, что я не испытываю машинального уважения ко всем картинам? Ну а Шолем испытывает. Он такой уважительный: О! Картина! Ну и что? Честно говоря, меня это всегда очень удивляет.

Шила. Ну это нормально, нет? Чтобы художник интересовался картинами?

Марго. Я заинтересована в смысле, а не в картинах. Картины могут быть бессмысленными, понимаешь. И еще как! Я хочу достичь в искусстве полного смысла, который был бы даже лучше политического смысла! А Шолем хочет создать самые безупречные на свете картины. А ты хочешь быть человеческим идеалом! Мы просто сумасшедшие. Запросы у нас, конечно, ого-го!

Ну и почему хотеть быть идеалом – сразу значит сумасшедшие? Это меня огорчило.

Шила. А ты уже закончила свою уродливую картину?

Марго. Пока нет.

Шила. Почему?

Марго. Не знаю! Уродливая, красивая – я даже не понимаю, что значат эти слова.

Шила. Тогда зачем ты согласилась участвовать в конкурсе?

Марго. Ради него! Я думала, что Шолему это будет интересно, потому что когда так много сопротивления, как в его случае…

Мне больше не хотелось говорить о Шолеме. Я достала с полки сзади несколько страничек, свернула их в трубочку.

– Возьми, – сказала я, впихивая их Марго.

Она взяла их и покрутила в руках.

– Что это?