Какое дерево росло в райском саду?

О физических мучениях, которые выпали на долю Маргарет Ми в джунглях, читать тяжело. Она болеет гепатитом и малярией, ее раз за разом выводят из строя укусы насекомых (как обнаружили многие художники, работавшие в тропиках, насекомые обожают поедать свежую краску прямо с холста). Ее грабят, обманывают, запугивают пьяные рабочие-мигранты. Перед лицом всего этого она сохраняет невозмутимость и стойкость англичанки, пережившей войну. Хищников-мужчин она разгоняет насмешками, подкрепляя свои слова дамским револьвером. А компании горожан, приехавших пострелять дичь, она распугивает, буквально раскачивая их лодки. Она отдыхает в гамаке в пижаме. Мне кажется, что прикосновение к английской шляпе помогало ей лучше чувствовать свои картины. При всем необычайно чутком и сознательном отношении к сложности жизни леса Маргарет передает ее отнюдь не мистической образностью, а игрой света и пространства – универсалиями визуального языка, понятными представителю любого вида.

Еще дня два Маргарет со спутниками исследуют речки вокруг лагеря. Они обнаруживают несколько экземпляров Selenicereus, но те, как обычно, уже отцвели либо бутоны обломало ветром. Наконец они находят побег с двумя набухшими бутонами. «Да, сегодня та самая ночь!» – пишет Маргарет. Вечернее небо затянуто тонкой пеленой облаков, закатное солнце мерцает на реке, окрашивая лес водянистым желто-зеленым. Не проходит и часа, как небо чернеет, видны лишь самые яркие звезды. Маргарет и ее спутники по очереди несут вахту возле растения, иногда на несколько секунд включая фонарик, чтобы «не мешать распускаться». Один раз кто-то в темноте случайно выпускает фонарик из рук, тот падает за борт, и все смотрят, как его луч, постепенно тускнея, уходит в «глубокие воды чайного цвета». В первые два часа бутон не меняется – исследователи отмечают только время. Затем – очень быстро – начинает раскрываться первый лепесток, а за ним и остальные, и вот уже оживился весь цветок. Маргарет складывает свои рисовальные принадлежности на крышу каюты, Сью стоит рядом с ней с двумя лампами на батарейках. Прожекторы камеры Тони гораздо ярче, и Маргарет, не представляя себе, как все должно идти, беспокоится, не мешает ли их свет цветку распускаться. Она просит, чтобы Тони притушил прожекторы – так, чтобы при их свете только-только можно было снимать, – и продолжает рисовать при свете полной луны, которая – на удивление удачно – поднимается над темной опушкой леса. Не проходит и часа, как чисто-белый цветок, нарядный, звездообразный, почти в двенадцать дюймов от стебля до кончиков лепестков полностью открыт. Лепестки точь-в-точь как узкие лебединые перья. Все заворожены его призрачной красотой и «необычайным сладким ароматом». Однако Маргарет все тревожится – на сей раз из-за отсутствия опылителей. Поначалу она боялась, что свет помешает цветку, а теперь опасается, что присутствие нескольких суетливых людей точно так же мешает насекомым и что они «нарушили тонкое равновесие между растением и животным, на установление которого ушли миллионы лет эволюции». Перед глазами у нее образ – а может быть, и откровение: подобные препятствия «во множестве вставали перед всеми видами по всей длине и ширине Амазонии». Смотреть на это безучастно она не в силах. По ее мнению, это воплощение в реальном мире известной метафоры экологической взаимосвязи – взмах крыльев бабочки в Бразилии вызывает бурю в Европе. А теперь вторжение европейцев, вероятно, не дает насекомым летать – и опылять цветок. Маргарет дорисовывает наброски, и отсутствие опылителей на них – зияющее пространство. Затем, уже в Рио-де-Жанейро, художница создаст на их основе один из величайших шедевров ботанической графики и живописи, незабываемый портрет сумрачных хитросплетений жизни в джунглях, интерьер, сплетенный из темных пространств и лабиринта вертикалей и освещенный не столько четырьмя яркими цветками на переднем плане, сколько лунной дымкой за деревьями. Два стебля, похожих на руки, тянутся из верхушки кактуса, словно поддерживая луну, огромный сияющий диск в правом верхнем углу картины, в точности как и на готической иллюстрации к «Храму Флоры» (см. рис. 39 на цветной вклейке).

Здесь нужен постскриптум. Дня через два после того как были сделаны эти наброски, Маргарет исполнилось семьдесят девять, и она отпраздновала свое двойное достижение скромной вечеринкой на берегу Рио-Негро. На снимке она уже не в полувоенной рубашке, а в шикарном вечернем платье с рукавами-фонариками, и они со Сью сидят и улыбаются на фоне заката с бутылкой шампанского и тортом из амазонского фрукта купуасу. Спустя полгода эта женщина, пережившая пятнадцать путешествий в глубины одного из самых опасных краев на Земле, погибла в автокатастрофе в тихом пасторальном Лестершире.

* * *