Между тем Юнас и не подозревал, что на совершеннолетие Карл Роос подарил дочери акций на сумму в сто миллионов в материнском предприятии концерна. С тех пор компания стала котироваться на бирже, было проведено несколько направленных эмиссий, оборот увеличился в несколько раз, и прибыли скакнули вверх. Сейчас биржевая котировка всего концерна составляет более шестидесяти миллиардов, пять процентов из которых по-прежнему сохранила у себя семья. И половина принадлежит Мари. Оставшееся она унаследует, когда оба родителя отправятся в лучший мир. Все – помимо половины процента, которым владеет ее кузен: свидетельство попытки семьи откупиться от белой вороны два поколения назад.
К этому следует добавить недвижимость на многие квадратные километры, различные акции, фонды и деньги на счетах в Швейцарии и в Монако… Одна только вилла в Юрсхольме, в которой они жили, оценивалась в сорок миллионов.
Мари не удивилась бы, узнав, что в ее распоряжении оказалась парочка миллиардов. И ни гроша из этого Юнас не получит в случае развода.
Если же она умрет, все будет немного по-другому. Тогда ему единовременно выплатят сумму в размере пятидесяти миллионов и обеспечат пожизненное содержание в районе миллиона в год. Помимо той зарплаты, которую он получает как исполнительный директор одной из компаний. А это – еще парочка миллионов сверху. В общем, если она умрет, Юнас не пропадет. За него она может не волноваться.
Боже!.. Она положила подушку на лицо.
– Мы должны что-то предпринять, – сказал Юнас.
– Заплатить, – глухо проговорила Мари в подушку. Ей было совершенно плевать.
– Я знаю, что это за люди.
Она открыла лицо.
– Что?
– Я… Я думаю, это те самые, которые застрелили Клаэса Юнггрена.
Мари вскинула брови.
– Я видел новости по телевизору. И, вероятно, это та же банда, которая убила Рогера Аксберга.
Это ведь о нем говорила та дама у парикмахерши. Человек, фотографию которого показала ей в газете Лаура в тот день, когда Мари украсила диван наполовину переваренным завтраком.
– Кстати, – продолжал Юнас, – его вдова должна была участвовать в утренней передаче по четвертому каналу, но в последний момент что-то там у них не срослось. Однако несколько дней назад о ней напечатали в «Афтонбладет». Свалили все на полицейских.
– Тебе не следует читать эту желтую газетенку.
Юнас решительно повернулся к ней.
– Мы должны обратиться с этим в полицию, – он помахал письмом. – На этот раз они не уйдут.
Мари села и облокотилась на спинку дивана. В голове у нее возникла новая мысль. Довольно безумная.
– Мне ведь нечего терять, – медленно проговорила она.
– Я не это имел в виду.
Она мягко положила ладонь на руку мужа. Кожа у него всегда была нежная, пальцы немного пухлые, белые. Как у ангелочков с полотен Рафаэля.
– Знаю. Но ты совершенно прав. Мы должны обратиться в правоохранительные органы.
– Позавчера, сидя в гостинице, я смотрел пресс-конференцию об этом деле. Комиссар полиции призывал всех, кто получит угрозы, сообщать им об этом.
– Как этот самый Аксберг? – спросила Мари и ухмыльнулась. Кажется, половина его мозга осталась на ступеньках полицейского управления.
Юнас сжал ее руку. Да, у ее мужа были чудесные пальцы, хотя ни одна из ее подруг не разделяла ее мнения.
– Он поступил неосмотрительно. Поперся в полицию сам. Мы так делать не будем. У меня есть несколько толковых адвокатов. Я поговорю с ними, и мы зайдем со стороны. Так, что никто не узнает.
Мари опустила ноги на пол. Впервые за три дня она почувствовала, что проголодалась.
– Я приготовлю ужин, – сказала она и направилась в сторону кухни.
День закончился полным мраком.
Хельмарк увидел, как Ульвгрен с затравленным выражением лица уходил из здания полиции. До него дошли слухи, что начальника вызвали к министру юстиции, пожелавшему узнать, как продвигается расследование. Разве это не называется «давление на следствие»?
– У тебя ровно сутки, чтобы совершить прорыв, – пригрозил ему вернувшийся полицмейстер. – Потом я вынужден буду отстранить тебя и взять следствие в свои руки.
Комиссар ушам своим не поверил. Ведь Ульвгрен ничего не понимает в полицейской работе. С другой стороны, он меньше всего волновался, если его заменят Ульвгреном, а не кем-то другим. Полицмейстер ни к чему не придет, дело ясное. И приползет к нему за помощью.
– Какая неслыханная щедрость! – воскликнул комиссар. – Целые сутки?
Ульвгрен сжал челюсти и ткнул в него пальцем.
– Мне кажется, ты не понимаешь до конца всей серьезности ситуации. Если виновник и вправду этот Жигарра, то он просчитался в выборе жертв. Все они входят в особый клуб, куда нам с тобой доступа нет. В закрытый клуб элит. И одна вещь чертовски очевидна: у всех них есть связи. Рычаги. И если они через третьи руки скажут нам: «Станьте лягушками», нам с тобой придется прыгать и квакать как миленьким. Просто, чтоб ты знал.
Хельмарк с трудом сдержался, чтобы не выйти из себя. В последнее время он старался не упускать из вида момент, когда из его ушей готов был повалить пар. Раньше он спускал это на тормозах.