Какого цвета ветер?

Я встаю, оглядызаю себя и замираю от восторга: я большая, сильная, а одета как! Платье из серебристой парчи, волосы длинные, золотистые, на лбу диадема. Ну принцесса и только. «А теперь идем к тебе!» — зовет фея. Мы летим с ней в нашу квартиру, выгоняем Грушу, а папу предупреждаем: «Еще раз повторится такое, чтоб ребенок на улице мерзнул, чтобы страдал без мамы, пеняй на себя!»

Отец бухается на колени, просит прощения: «Хрястни меня по морде, Саня, хрястни разок, и чтобы я еще когда пригласил к нам Фрукта, боже упаси!»

Фея говорит: «Драться стыдно. А ты, Саша, если я тебе понадоблюсь когда, хлопни три раза в ладошки, и я приду. Ничего теперь не бойся!»

Я ждала фею каждый день, но вместо нее приходила Груша.

Им каждый раз не хватало того, что приносила Груша, и за добавкой посылали меня: «На сдачу купишь себе конфет».

Мне не надо было конфет, ничего мне не надо, только бы не ходить за водкой, покупать ее было стыдно до слез, и я всегда просила кого-нибудь: «Пожалуйста, на компрессы надо...» Один раз мне не отдали ни денег, ни водки. Парень, за которым я было погналась, крикнул на всю улицу: «Ты чего ко мне пристала, посмотрите на нее — попрошайка, денег просит!»

Я прибежала домой.

Отец рассердился:

— В кого ты уродилась такая тюха?

Фрукт, вздыхая, полезла в свой кошелек:

— Хорошо, что у меня заначка оказалась. Вишь, пригодилась! Но не будь такой разиней, Сашок! Чтоб водку из рук выпустить? Как же ты собираешься дальше жить? Иди-ка по-быстрому!

И я шла...

Но однажды случилось такое!..

Я подобрала котенка, худющего, замызганного, но, видно, беленького. Фрукт подняла котенка за шкурку, как тряпку, и бросила на пол. Котенок, поджав хвост, спрятался под батарею.

— Ему больно! — сказала я.

— Где ты подобрала его? — закричала Груша. — Из какого мусорного ящика вытащила?

— Под нашей лестницей,— доверчиво призналась я. — Он плакал... Мы его откормим, вымоем, он станет беленьким!

— Отмоем,—согласилась Груша. — Тащи тазик!

Я достала из-под ванны эмалированный таз, поставила его в кухне на пол, налила из чайника теплой воды, принесла мыло и свою мочалку.

Фрукт вытряхнула морковку из холщового мешочка прямо на подоконник и сказала:

— Я сама его выкупаю, а ты садись за уроки. То жалуешься, что заниматься некогда, а то за стол тебя не засадишь!

Она взяла меня за плечи и выпроводила из кухни.

Я не могла долго усидеть за книгой: не терпелось посмотреть на белого котенка. Он как кролик. Только у кролика глаза красные, а у моего котенка зеленые.

В дверях кухни мы столкнулись с Фруктом. Она поспешно что-то спрятала у себя за спиной, приговаривая:

— Всякую погань в дом тащишь, нельзя так! Сейчас я это... выброшу в мусорник и расскажу тебе один случай с кошкой, из-за нее девочка вся лишаями покрылась. Сейчас расскажу, вот только вернусь...

Морковь все еще лежала на подоконнике. Я поняла, что котенка я больше никогда не увижу.

Я закрыла за ней двери на ключ и на цепочку. Груша стучалась долго, сначала упрашивала открыть, потом ругалась. Л я плакала до тех пор, пока не пришел с работы папа.

— Или прогони своего Фрукта, или отдай меня в детский дом! — сказала я. — В детском доме мне лучше будет. Отвези меня туда, Если бы мама была жива, разве?..

— Что ты придумала, Саня? — испугался отец. — Какой там детский дом? Да нам с тобой никакие Фрукты не нужны. И плакать больше не надо... Вдвоем будем...

Но жили вдпоем мы недолго.

Груша исчезла, пришла Ира — маленькая худая женщина с большими яркими губами, отчего казалось, будто она постоянно сердится, губы дует. Тетя Ира хотела пополнеть: она и ела много, и все мучное да сладкое, но в весе не прибавляла. Это ее огорчало, а отца забавляло: «Но в коня корм!» Зато тетя Ира не пила водку и отцу не позволяла. Как мама... И никогда не оставалась у нас надолго, как тетя Груша.

У нас была отдельная однокомнатная квартира. Я спала на кожаном черном диване с глубокой вмятиной на середине. Спать было неудобно — проваливаешься, как в яму, и холодно. При маме у меня была своя кровать, но тетя Ира посоветовала отцу заменить ее чем-то более современным, к тому же в девятнадцатиметровой комнате две кровати — это много. Отец послушался. Черный кожаный диван он подобрал у нас во дворе: кто-то избавился от него.

И у тети Иры была отдельная однокомнатная квартира, очень чистенькая, пахнущая ванилином и какая-то ситцевая: желтые обои в мелких красных цветах, почти такого же цвета портьеры и покрывало на кровати. Тетя Ира работала кассиршей в булочной. Меня она как назвала первый раз Санюшкой-голубушкой, так называет и до сих пор.

«Санюшка-голубушка, поехали ко мне чай с тортиком пить? Специально для тебя купила, ты ж любишь с орешками?»

Или:

«А я печенье испекла. Из слоеного теста. Во рту тает. Для тебя, Санюшка-голубушка!»

Но сначала мне поручалось натереть мастикой полы, почистить кастрюли, сбегать в магазин за продуктами, отнести белье в прачечную или что-то погладить. Гладить я любила, мне нравилось, как под горячим утюгом преображалась мятая ткчнь.

Если надо было вымыть окна, тетя Ира говорила: