Какого цвета ветер?

Он сел, а я терзалась: зачем остановила его? Пусть бы. Но что, если и Олег Семенович вздумал бы пройти на кухню? Представляю скандал.

Ромка послушался меня, но это далось ему нелегко. Сжал челюсти, они у него двигались, будто он что-то пережевывал или, вернее, перетирал зубами. Как лошадь... Не понимает он, глупый, что я в командиры не гожусь, не признаю команд в семье, это унизительно для обоих, стыдно, надо, чтоб все было на равных...

Мне послышалось, будто кго-то сказал:

«Слово имеет техконтролер Нилова!»

Конечно, показалось. Никакого слова я не просила и вообще не слышала, о чем на собрании идет сейчас речь. К тому же я никогда не выступала нигде. Боялась чего-то. Вдруг косноязычить начну?

— Товарищ Нилова, пожалуйста!

Главный инженер приглашал меня на трибуну.

— Зачем? — удивилась я. —Мне слова не надо...

— Как это не надо? — громко возмутилась Ольгуня. До сих пор она спокойно сидсла рядом со мной.— Сама просила. Я видела, как она руку поднимала. Давай, говори, Саша Нилова, чего ты застеснялась. Здесь же никого посторонних, свои. Кому, как не тебе, борцу за качество, и выступить сейчас?

Я должна была что-то сказать, это я понимала.

В клубе стало тихо. Люди ждали. Я встала, чувствуя, как дрожат мои колени. Ольгуня выручила:

— Пусть говорит с места!

Но я не знала, о чем говорить, с чего начать. Мой взгляд, беспомощно блуждавший по залу, встретился с Лилиным взглядом. Она сидела через проход, с краю, положив ногу на ногу, и смотрела на меня не то с любопытством, не то насмешливо. И тут я подумала о наших постоянных стычках из-за актов на забракованную пряжу.

Я видела только Лилю и говорила только ей.

Рассказала, как мне приходится почти ежедневно сталкиваться по работе со сменным мастером Мураши-ной, как она выбрала свой, индивидуальный метод борьбы с браком — не подписывать акты, составленные техническим контролером. То, что ткачи вынуждены срабатывать несортную пряжу, Лилию Мурашину не волнует, она надеется на авось. Авось проскочит через ОТК в уже готовом виде. А я не могу спокойно смотреть, как уже готовую, проглаженную и промеренную ткань снова пускают в переработку, отдают на растерзание маши-не-«волчку», которая рвет в клочья такую ткань, рвет в лоскут. А Мурашиной все равно! Ей лишь бы выпустить продукцию из своего цеха, а там трава не расти...

Я громко вздохнула и села.

Послышались аплодисменты. Меня награждали за храбрость.

— Молодец,— шепнула Ольгуня. — Ты здорово раздела принцессу.

— Разрешите вопрос к Ниловой,— прозвучал Лилин голос. — Где акты, которые я якобы отказывалась подписывать? Пусть предъявит. Заявление Ниловой голословно!

Лиля знала, что таких актов у меня нет ни одного — я их уничтожала.

— Покажите, Нилова! — требовала Лиля. — Чтобы обвинить человека, нужны доказательства. Собрание ждет!

Я поднялась.

— У меня нет таких актов. Я их рвала. Они уже были никому не нужны.

— Вот видите! — торжествовала моя подруга. — Какое же это доказательство? Мало ли чего можно на-плесть... Я не хочу сказать, что таких актов вообще не было, мы часто спорили, это верно, но Нилова никогда не стоит на своем, уступает всегда. Соглашается! Она же как болванчик, только и умеет кивать. Скажите ей на белое, что это черное, она тут же согласится, поверит...

— Ишь как загнула! — попыталась заступиться за меня Ольгуня.

А потом слово попросила Валерия Ивановна — она обвиняла Лилю.

Я вконец расстроилась: не надо мне было выступать, получилось, будто я предала Лилю, предала, все вышло так нескладно.

Домой я попала не скоро, и как же обрадовалась, увидев в нашем дворе Ромку, побежала ему навстречу:

— Ромка, милый, вот хорошо, что ты пришел, спасибо, у меня такое настроение, ну не могу просто...

Он вытянул вперед руки, как бы защищался от меня. Я испугалась: что-то случилось?

Случилось...

Оказывается, Лиля рассказала Ромке о собрании, о моем выступлении.

Чего только Ромка не наговорил мне!

Я стояла и слушала. Надо было уйти, повернуться и уйти, убежать, а я стояла. И слушала. Зато узнала, что я карьеристка, подлая завистница, из-за ревности испортила человеку репутацию, Лилю ценили на работе, доверили должность сменного мастера еще до окончания института.

— Ты облила грязью человека, с которым недостойна стоять рядом, а не то что голос на нее повышать!

Оказывается, Лиля уполномочила его поехать ко мне и сказать, что я потеряна для нее навсегда и нечего мне искать пути к примирению: никакие извинения, никакие благородные поступки, на которые я, кстати сказать, не способна в силу своей примитивности и умственной ограниченности, не искупят моей вины.

— И как ты могла подумать, что я женюсь на такой... лицемерке? Думала, ребенок заставит? Ты специально подстроила, чтобы накинуть на меня петлю. А теперь Лиля на очереди?

— Зачем ты так? — Я словно очнулась. — Все вышло случайно. Я не хотела ее обидеть, говорила правду...

— Замолчи! — крикнул Ромка. — Знаю тебя, умеешь устраиваться. Неизвестно еще, кто чьей слабостью воспользовался. Ненавижу тебя, ненавижу!

Он вылетел из нашего двора, как из горящего дома.