Какой простор! Книга первая: Золотой шлях

— Приобретем небольшое имение и будем заниматься сельским хозяйством. Неплохо бы разводить тонкорунных овец. У нас на юге они привьются. Доход приносят большой. Мне Иван Данилович рассказывал — у Фальцфейна тысячные отары таких овец по степи бродят почти без присмотра… Поезжай в Александровский уезд, поначалу выведай там, как живут крестьяне, а потом отправляйся к Жорке и поговори с ним — может, он купит у меня землю. Все-таки наши поля впритул к их заводу лежат.

— Хорошо, уважу вашу просьбу, — после некоторого раздумья согласился Степан.

— Это, дорогой, не просьба, а приказ. И покуда ты ешь мой хлеб и живешь с моей дочкой — выполнять его надо безукоснительно. Вон у арапов отец волен в жизни своих детей, а мы, потомки Тараса Бульбы, чем хуже арапов?

XVI

Зима выдалась бесснежная, не похожая на русскую зиму, до середины января ни разу не выпадал снег, все было голо, пустынно. Оборванные, неприветливые деревья жались поближе к теплым домам, протягивали на дорогу черные ветви, будто просили милостыню.

Богомольные строители с утилизационного завода решили под крещение выстроить на пруду церковь изо льда, удивить горожан своим искусством. К работе приступили с охотой, и довольно быстро из податливого льда высекли резной иконостас, ступенчатый амвон, правый и левый клиросы. Строение обвели узорчатой ледяной оградой. Бурачным квасом выкрасили амвон в тяжелый малиновый цвет. Чтобы собрать больше народа, церковь соорудили на середине пруда, там, где недавно происходил кулачный бой.

За неделю до крещения слух о ледяном храме обошел город и близлежащие села. Горожане качали головами, удивляясь бестолковой затее.

За несколько дней до крещения Лука встал с постели и впервые после кулачного боя неуверенно, как малое дитя, попробовал ходить, вначале опираясь на руку отца или Дашки, потом на палку и наконец самостоятельно, ни на что не опираясь. Все это время Дашка ухаживала за больным, рассказывала ему о предстоящем богослужении на пруду и сумела пробудить в нем интерес к необыкновенной затее строителей.

— Ты меня с собой прихвати, охота посмотреть, какая она такая, церковь изо льда, — попросил Лука Дашку в канун крещения.

Дарья обещала утром зайти за ним. Весь вечер мальчишка провозился с тремя воркующими голубями, которых во время его болезни подарил ему Кузинча. Лука не знал за собой мальчишеской страсти к голубям, но решил, по народному обычаю, выпустить их в момент погружения креста в воду. Он не надеялся, что, выпорхнув в небо, они вернутся к нему. В разговоре Дашка не раз поминала: все мальчишки города готовят голубей к празднику, крадут у сестер красные и синие ленты, вяжут на голубиные шеи банты. Праздник обещал быть богатым и многолюдным. Лука спал дурно, и заснул только перед утром.

Дашка проспала и зашла за ним, когда все рабочие утилизационного завода уже ушли. Механик, выслушав возбужденные речи сына, согласился пойти с ними. Большие сборища народа всегда привлекали его.

Лука наспех оделся. Прошли Качановку. Всюду навстречу им попадались дворники, кучера, полицейские в ярко начищенных сапогах и новой справе. Полиция поддерживала порядок. По дороге к пруду на сытых лошадях сутулились недавно помятые здесь стражники.

Чем дальше продвигались Лука, механик и Дашка, тем больше встречалось им народу, люди шли впереди них, догоняли сзади; женщины, мужчины, дети стекались со всех сторон, и все на одну дорогу. В толпе поговаривали, что мысль о богослужении на льду исходила от губернатора, который захотел потешить народ, отвлечь его от тяжелых вестей с войны.

Против обыкновения, на крещение вдруг началась оттепель. В неуютном, грязного цвета небе появились сияющие голубые проталины, воздух стал влажным, ароматным, земля под ногами расползалась.

Механик заметил:

— Погода губернатору не соответствует. Ой, вижу я, не доведет до добра эта дурацкая комедия!

Вместе с сыном он выбрался на затоптанный влажный лед. Народу там полно. Сзади напирали, и передние непроизвольно стремились вперед. Спереди, с боков толпились люди с молочниками, кувшинами, бутылками для свяченой воды, на них давили задние, но передние что-то кричали и не пускали вперед.

Дашка сдвинула тонкие брови, сказала:

— Напрасно мы забрались сюда… Пока не поздно, надо вернуться.

Иванов, соглашаясь с ней, молча кивнул головой.

Лука видел: люди все яростней стали напирать на передних, уже пошли в ход кулаки и колени. Он тоже стал толкаться, его то сдавливали, то поворачивали во все стороны, как щепку в потоке, и медленно понесли к ледяному храму, который серебряно светился в лучах солнца.

За ледяной оградой, дальше которой не удалось проникнуть ни Луке, ни Дашке, ни механику, своим равномерным, заведенным, как часы, ходом шла церковная служба. Там стояли именитые горожане в расстегнутых меховых шубах. Полиция, как у театра, не пускала никого за ограду. В просвет ледяной стены Лука видел старичка священника с серебряной бородой. Священник стоял у аналоя и что-то читал, голубоватый дымок ладана струился из-под его рукава, и казалось, что священник курит.