Каледонский безумец

– Нет-нет, успокойся, – обрадовавшийся догадке своей бог деметов примирительно поднял ладонь между Арауном и местом вдали, где должна была находиться Скатах. – Она ничего не сказала мне. Просто, когда речь зашла о Мосте лезвия, я понял, что без Тени тут не обойдётся. Уж не знаю, зачем это ей. Видимо, чтобы нагрузить тебя трудами. Ведь я не могу взяться за твоё дело, если никто не возьмётся за моё. Поэтому я до поры, чтобы сейчас поговорить серьёзно, и участвовал в этой – как её? – комедии. Да, есть такой заморский обряд. Когда кто-то что-то делает, и всем от этого становится смешно.

Араун не проронил ни слова.

– Итак, – продолжил Пвилл, – раз я победил летнего-тебя, Мрачный, то мне его и замещать, так? Вы со Скатах давно не были среди людей. Среди живых людей, которые по большей части совсем не герои, подобные тем, что приходят к Скатах учиться. Так вот, там у них, если что, до сих пор есть времена года. Зима, весна, лето, осень. Это то же самое, что в Аннуине. Но они попеременно сменяют друг друга, а не когда кто-то захочет сменить состояние природы за следующим поворотом. Упростим: зима и лето. И когда в мире смертных одно сменяет другое, некоторые силы уходят подальше от течений мира, а некоторые, наоборот, подходят ближе. Потом всё меняется. Так поддерживается равновесие. Поэтому хочешь-не хочешь, а изволь теперь меня рядом с собой, пока не отрастишь себе новую летнюю тень. Ну а я тебя не подведу. А теперь, – вдруг он резко помрачнел, – о моём деле, в котором я не сдюжил. И, кроме тебя, боюсь, надеяться мне не на кого.

Я был встречей Пвилла и Рианнон

Прости меня за то, что я был слаб,

Когда тебе был нужен сильный кто-то,

За то, что ты вдали от всех росла,

А я не стал мудрей за эти годы.

Прости за эту односложность слов,

За робкие попытки быть поближе,

За то, что я во многом не готов,

Хоть планки раз от раза ставлю выше.

Прости за непонятливость мою

И за шаги не к месту и некстати.

Прости за то, что я тебя люблю

В том мире, где одной любви не хватит.

Пвиллом, Мудрым, себя назвал ты сам. Давно. Правда, мудрость не приходит с рождением. Как сказал один мудрец времени, близкого к нынешнему, мудрость порой даже с возрастом не приходит – оный иногда приходит один.

Мудрость мужам дают жёны. Даже когда мужи этого не хотят…

… В канун Огней Белена ты посадил этот священный куст. Так поступают многие люди с незапамятных времен. И ты даже помнишь, как этот обычай появился. Ведь ты видел пришествие Детей Неба, ты бился с ними на Равнине столбов, в том памятном первом сражении на Равнине столбов, и узрел, как Сренг, сын Сенгана, отрубил в поединке руку самому Нуаду, великому Небу, воплотившемуся в вожде своих Детей. Ты видел крах и едва ли не гибель своего народа, Фир Болг, который был одолён и рассеян, и тот же Сренг, некогда почитавшийся всеми сородичами как Сренг Сокрушитель Неба, Сренг, Отсекший Руку, пришёл к Детям Неба жалким переговорщиком и униженно просил дать своему народу хоть клочок земли.

Так давно это было, а при воспоминаниях ладони сами против воли сжимаются в кулаки. Нет, не сейчас. Сейчас ты мирно посадишь священный куст в честь Белена Изначального Огня, и бережно сохранённая тобою жизнь прекрасной жимолости распустит потом бело-розовые цветочки свои, а позже превратит их в искрящиеся бордовые ягодки. А сегодняшняя ночь освятит это растение своей силой, открывающей светлую пору года.

«Вот так, очень хорошо», – говоришь ты сам себе, довольный неспешным бережным трудом, и растягиваешься на траве рядом со вкопанными в уже орошённую землю хрупкими веточками и любуешься ими, приговаривая: «И это хорошо». Ну, разве что можно слегка дохнуть тёплым дыханием вон на ту веточку, которая показалась тебе слегка сухой, она нальётся силой, и будет совсем хорошо. Да, действительно, почти как человек. Или, если точнее, совсем не как бог. Но ты ведь не всегда был богом.

Богами у Фир Болг становились самые достойные из умерших, те, кто после смерти снова возвращался к сородичам из далёких пределов мира, ведомые собственной силой, накопленной при жизни, и призывали к себе живых Фир Болг. Так, Пвилл, ты и стал богом.