Каледонский безумец

Мальчик припустил вверх по холму к празднующим. Ты проводил его взглядом в сумерки, строго погрозив пальцем какому-то крылатому проказнику из Маленького народца, увязавшемуся за ребёнком – наступало время-без-границ, и скоро большое волшебство снова на краткую пору пожалует в мир людей из Аннуина.

С пригорка, обрывавшегося в искусственный склон, обустроенный при прокладке торгового тракта, было хорошо видно того, кто стремительно по этому тракту перемещался. Ведь невозможно было даже в наступавших сумерках не увидеть белоснежную, почти серебряную лошадь, скакавшую во весь опор.

– Уж не гонится ли кто за ней? – сказал ты сам себе.

Но погони видно не было.

– Эй! – окликнул ты скакунью. Но она пронеслась мимо, даже не одарив тебя взглядом.

– А лошадь-то непростая, – снова произнёс ты вслух, в один прыжок оказался на тракте и припустил следом…

… – Уф! Вот я тебя и нагнал! – ты точно знал, что тебя не только слышат, но и понимают, ведь под тобой прижатой к земле лежала не кобыла, а красивая женщина. Бежать, правда, пришлось долго, поэтому, чтобы продолжить знакомство, нужно было немного отдышаться.

– Слезь с меня! – велела женщина-лошадь.

– И не подумаю. Я же тебя поймал.

– Слезь с меня, они уже близко!

– За тобой не было погони. Я бы заметил.

– Поздно! Они уже здесь!

Казалось, сотни рук-теней впились в белоснежное женское тело, принялись рвать на нём одежду, драть волосы. Беглянка из последних сил воспрянула из-под веса твоего тела и попыталась снова перекинуться в лошадь. Но тени держали её так цепко, что она оказалась не в силах сотворить волшебство.

С боевым рёвом ты ринулся вперед, хватая нападавших одного за другим, ломая их о колено, о камни и отбрасывая в сторону. Кое-кто находил в себе силы возвращаться, но снова был тобой нещадно бит. В пылу схватки ты не сразу осознал: они что-то говорят.

– Она наша! Она всё равно наша! Маха, будь нашей женой!

Когда спасённой тобою беглянке уже больше никто не угрожал, ты снял с себя рубаху, связал рукава и завязал ворот, затолкал все тени в получившийся мешок, сотворил из краёв подола узел и, забавляясь, принялся усердно пинать содержимое ногами, приговаривая на каждый писк и вопль, доносившийся изнутри:

– Кто там? А, барсук? На, получай, барсук!

Наконец, женщина, наблюдавшая всё это, немного успокоилась и даже начала улыбаться. И вскоре вы оба зашлись в весёлом хохоте.

– Итак, ты – Маха. Они тебя так называли, – ты показал на «мешок», мысленно пообещав себе, что выполнишь два дела: обязательно снесёшь завтра побеждённые тобой тени обратно в Аннуин и додумаешь правила изобретённой только что игры «в барсука».

Я был страхами Рианнон

Жизнь искромсана. Подспудно на хвосте –

Ворох недохваченных кусочков

Из других, оставленных в нигде,

Но в ином нигде,

в иных узлах и точках.

И не знаешь, делать что первей –

Каяться, умолкнуть или драться.

И бросаешь взгляд из-под бровей

На любого незнакомой масти.

Или мчишься вверх во весь опор,

Или тащишь сны из чьих-то спален,

Но не знаешь точно до сих пор,

Ты остался или ты оставлен.

Она была Махой. Теперь она решила сменить даже имя. Скрылась под именем Ригантона. Хотя как же скроешься под таким именем!

– Я буду звать тебя Рианнон, – почти сразу сказал ей Пвилл, тот, кто станет ей верным, преданным мужем, хоть и на краткое время. Но, видимо, ей суждено было стать женой-в-изгнании.

Рианнон… Так он ласкал словом её слух. Рианнон – это новое имя звучало с такой нежностью и страстью одновременно, что она была готова металлом плавиться в объятьях жаркого пламени его слов и перетекать в любую форму. Так любят от отчаяния. Так любят после поры страха и скитаний. Так морской странник, один, без еды и воды, любит внезапно возникшую на горизонте сушу – лишь до поры, пока переведёт дух, подлатает судно и пополнит запасы провизии.

А начиналось всё так.

Жаль, что, не увидев плод своих стараний,

Многие хотят в иную плоскость перейти.

Кто сказал, друзья, что боги умирают?

Может, просто с нами им не по пути?

Действительно, кто сказал, что боги умирают? Хотя на самом деле так полагают многие. Глупцы те, кто с ними согласен, – боги никогда не умирают. Даже те, кто своим перерождением держит на себе годичный цикл. Что такое смерть для бога? Не умирают даже те боги, о которых забывают. Они становятся дальше от нас, меньше вхожи в нашу жизнь. Но не становятся более слабыми или менее живыми. Даже те, о ком уж никто не вспоминает.