Каледонский безумец

Араун слышал, что, пока римский кесарь доживал свои последние земные дни, легионы на круитни Придайна повёл кто-то из его военачальников. И прекрасно знал, что из этой затеи ничего не выйдет.

Догадываетесь, почему?

Правильно: не там провели границу.

Но шло время, а Плутон за новоиспеченным мёртвым так и не приходил. И Север времени не терял. Он вприпрыжку избегал весь Аннуин в поисках римлян, не нашёл таковых, но присмотрел и собрал вместе горстку римских данников-мужчин из числа полуденных жителей Придайна. И принялся их тренировать. Учил ходить строем. Сам, вспомнив свою боевую молодость, ставил им удары, показывал приёмы кулачного боя. И невдомёк ему было, что полночный край, где сидели ненавистные ему пикты, для смертного, угодившего после кончины в Аннуин, недосягаем.

Всё закончилось тем, что мёртвый кесарь провозгласил перед своим отрядом, что поднимает восстание и намерен требовать у Арауна открыть проход через Кровавую реку.

– У евреев такое вроде когда-то было, я слышал, я знаю, – самозабвенно завершил речь своего ультиматума кесарь Септимий Север.

– А я не знаю, – ответил Араун и махнул рукой куда-то в сторону. – Вон там есть Мост лезвия, идите туда, может, у вас получится его перейти.

– Мои бойцы – лучшие в мире! – Север затряс мешками под глазами. – Они пройдут везде!

И боевые мертвецы устремились куда-то туда искать какой-то непонятный Мост лезвия…

***

Мост лезвия, конечно, был. И охраняла его Скатах. Тень. Тень всего живого. С ней-то и ушёл спорить Септимий Север. А вскоре Скатах пришла к Арауну.

– Ты кого, Мрачный, ко мне отправил?! – зло подбоченилась Тень.

– А я что? – Араун забавлялся. – Я никого не посылал. Они сами пришли. Я даже направление правильно им не показал.

– А этого и не надо было делать! – распалялась Скатах. – Они просто дошли до Реки и пустились вдоль её течения, благо она без истока и без устья. И, конечно же, они в конце концов нашли Мост!

– Страте-е-е-ег! – отозвался Мрачный о Севере. – Это же надо было додуматься! Молодец полководец! Хорошо, что умер, иначе со своими талантами действительно завоевал бы весь Придайн, и вскоре Плутон постоянно кряхтел бы где-нибудь у меня под боком.

– Ты ещё и смеёшься?! – не унималась Скатах. – Араун, у тебя совесть есть вообще?

– Прости, её придумали уже после моего рождения. Равно как и после твоего. Что же они там натворили?

– Как что?! Стали… штурмовать Мост!

Тут Мрачный уже не выдержал и мрачно – он, как вы помните, всегда всё делал мрачно – расхохотался на весь предел мёртвых.

– А-а, тебе смешно! А мне что прикажешь делать?

– Ну, я не знаю, – Арауна одолевал новый приступ хохота. – Дать им, что ли, порезаться о Мост.

– Угу, и кусками попадать в Кровавую реку, чтобы плавать там до скончания времён. Мрачный, это тебе не фении. И не полубоги. И они пришли не из предела живых, а как раз с противоположной стороны. Я отвечаю за испытания, причём не кого-нибудь, а героев. И не отвечаю за резку духов мёртвых на куски. Ты это понимаешь?! – и она сняла с пояса кожаный кошель, развязала тесьму и вывалила оттуда полсотни буйноголовых мёртвых вместе с императором Септимием Севером.

– Ну хоть притихли немного, – глубокомысленно заключил Араун, оглядев всю эту ватагу.

– Я тебе этого, Мрачный, так не оставлю, – костлявый палец Скатах замаячил перед носом Арауна. – Вот увидишь! Я тоже очень хорошо умею шутить!

За Севером Плутон так и не пришёл – на смену Единому Риму шёл вросший в него и проросший из него на дальних рубежах Империи Митра, к которому тянулись все – и полководцы, и простые воины, и беднота, как городская, так и сельская; и римляне, и бритты, считавшие себя римлянами, и бритты, оставшиеся людьми Придайна. Но Митра о Севере, судя по всему, даже не знал.

А вот когда в Аннуин стало заносить первых христиан из мира-без-волшебства, тут уж Араун схватился за голову.

– Я – Араун, – представился Мрачный одному римскому центуриону, который недавно был прирезан на Антониновом валу во время очередного набега круитни. Центурион был чёрен, как уголь, в Придайне оказался к моменту своей смерти совершенно недавно. Как и многие его собратья по оружию, попал он на остров уже христианином, и прельстили его, воинственного сына своего дикого племени, в этой вере не столько учение о «спасении души», сколько рассказы о той эпохе, когда его бог ещё не имел ни сына, ни святого духа и сам вёл свой народ на супостата.

– Я – Араун, – повторил Мрачный.

– Аарон? – не понял темнокожий римлянин.

– Какой Аарон? – в свою очередь не понял Мрачный.

– Ну, Аарон, брат Моисея. Первосвященник иудейский. Так ты тоже здесь?

– Я не «тоже», – раздражению Арауна не было предела. – Ходят тут всякие! – бросил он в сердцах. – Аароном каким-то называют!

О том, как быть с этими крайне непрошенными гостями, Мрачный решил посоветоваться со Скатах. Ну, а с кем ещё советоваться о душах мёртвых, как не с той, что стережёт Мост между пределом мёртвых и пределом живых?

Араун думал, что историю с кесарем Севером Скатах уже забыла. Но… там, где есть хотя бы тень обиды, там есть и сама Тень.

***