Проносясь из внутреннего себя вовне, я попутно, даже не задумываясь ни на мгновение, снова проложил рубеж. Как я понял потом, Гвенддид по первому слову Арауна стёрла свой предел, а по второму – тут же закрыла его. И Кромм Круах оказался посреди лесного тракта в Аннуине. Но это был уже не тот Кромм, которого я только что зрел внутри себя и которого я помнил после памятной встречи у входа в обитель Кальех. Перед нами на непонятно откуда взявшемся чёрном, как ночь, скакуне гарцевал некто – облачённый в чёрные одежды скелет, державший в правой руке собственный светившийся изнутри череп, в левой, как хлыст – хребет, зловеще звякавший костями.
Скелет поднял коня на дыбы, вознёс кверху череп и унёсся прочь по лесной тропе.
– Вот и ваш дар мне, – усмехнулся Араун.
– Дар?! – изумилась Гвенддид, перестав, наконец, прятаться за Мрачного.
– Кто это был? Это был Кромм? – тут же спросил я.
– Это, – ответил владыка Аннуина, – Безумие Кромма, коим, если старуха Кальех не приврала, уже давно стал сам Кромм. Ты проложил свои границы сквозь силу его Безумия, и оно, теперь уж ограниченное в своих возможностях, переменилось, превратившись в то, чем только и может быть без вместилища.
– Во всадника-скелета?
– Да, – и Араун успокаивающе погладил сестру по голове. – Ты тоже молодец: выманила его на себя и вовремя не дала проникнуть внутрь. Теперь Аннуин – его дом. Он же так сюда хотел!
– А он мешать не будет?
– Как раз наоборот, – ответил мне Араун. – Я теперь обзавёлся новым помощником, ловцом душ. Ну, разве что он будет охотиться за ними слишком… зловеще. Назову его Дулахан. А теперь, когда ваше обучение завершено и мы избавились от Горбуна, идёмте отдыхать. Если ваша бабка Керридвен ещё намерена сдержать данное мне слово, то завтра она будет здесь.
– Да? – изумился я. – Неужели год уже закончился?
– Год? Нет, малыш, семь лет миновало уже.
– Как семь лет?! – воскликнула Гвенддид.
– Ну, оглядите себя и друг друга, увидьте, наконец, как вы выросли. Год и день – это не всегда год и день. И не всегда вечность. Год и день – это столько, сколько потребуется. Если никто не заявит иного. Поэтому у Керридвен была неплохая фора.
***
На следующий день они пришли вдвоём. Керридвен привела с собой Матхильду.
– Вот, Мрачный, как и обещала, – приблизилась богиня колдовства к владыке Аннуина. Саксонская воительница продолжала стоять в стороне. Смотрелась она, как подметил Араун, не столь самоуверенно, как прежде.
– Долго пришлось её отогревать, Мрачный.
– Отогревать?
– А ты думал! – полушёпот Керридвен стал громче. – Она же дикая, как твой Турх Труйт!
– Не части, Кер. Будь добра, объясни толком.
– Ой, Мрачный, тут такая история! Бедная девочка… В общем, слушай. Их дружина ходила на римлян с моря, с Мёртвого моря. Выбили римлян из одного их дуна, потом из второго… Она вела их в бой, была всем для них, они шли за ней всегда и везде. Не знали страха, а враг не знал покоя. И вот римляне вернулись. Отбили своё, осадили их в самом первом из взятых дунов, отрезали от воды. И поставили условие: не принесут им голову предводителя – всех заморят… В общем, они её убили. Во сне. Собственный народ порешил её.
Мрачный молчал.
– Я зову её Маллт – есть в ней что-то колдовское, что-то… наше, хоть она и не колдунья, – продолжала Керридвен. – Ты понимаешь, что она никому всё это время не доверяет? И сюда она после смерти пришла сама. Потому что не ждёт её никто и нигде. Она здесь убежище себе нашла.
– Можно я с ней поговорю?
– Да она и сама хочет что-то тебе сказать. Маллт! Не стой же там как засватанная, иди сюда! Мрачный, ты тоже с ней поаккуратней. Она едва в себя приходить стала. В общем, не буду вам мешать.
Матхильда долго не решалась что-либо говорить.
– Как твоя нога? – спросил её Араун, вспомнив о той давней истории.
– Наверное, как новая, – неуверенно пошутила саксонка.
– Колесница моя подошла тебе?
– Да, подошла. Спасибо.
– Вот и славно.
– Я… извиниться хочу. За то, что устроила здесь. За Стаю, за… неприветливость свою.
– Ничего. Бывает. Тебе здесь нравится?
– Да. Очень.
– Тогда в знак примирения ты просто обязана у меня погостить.
– Ты приглашаешь?
– Конечно. Оставайся, на сколько пожелаешь, я буду только рад.
Владыка Аннуина и дочь Вотана говорили вполголоса, глядя друг другу прямо в глаза.
– Знаешь, Гвенддид, как жалко, что я не бард, – сказал я сестре.
– Почему?
– Я бы сложил о них песню.
– Кажется, им этого совсем не надо, – хихикнула Гвенддид.
И мы направились к Керридвен, чтобы втроём покинуть чертог, хозяину которого теперь уж точно было не до нас.
***