Калейдоскоп

Костров надолго замер перед телом лейтенанта, всматривался в его молодое лицо, будто надеясь отыскать среди погибших своего дальнего родственника. В стороне, утонув в болоте почти всем корпусом, крылом вверх торчал самолет. На фюзеляже красовалась советская звезда, а из кабины торчало тело пилота в гермошлеме. Прожженная кожаная крутка, словно грязная тряпка, обхватывала тело летчика.

– Как это все странно… – Костров встал рядом с проводником и смотрел на мертвеца.

– Погибшие воины прошедших сражений, забытые и покинутые… – Волкогонов уже не раз видел это место, рассматривал убитых, но не встретил здесь ни одного генерала.

– Похоронить бы их всех по-человечески, – вздохнул машинист.

– Не уверен, что это вообще возможно. – Проводник повел носом и почувствовал странный запах, развевающийся над полем. – Давай-ка от греха подальше наденем противогазы, а то, не ровен час, окажется, что здесь солдаты сгинули от иприта.

Кострову не надо было повторять дважды, он быстро вытащил противогаз из подсумка и натянул его на седеющую голову, предварительно стянув с макушки шапку.

«Молодцом», – мысленно похвалил напарника Волкогонов и тоже надел средство индивидуальной защиты.

Созерцать окружающий мир через стекла противогаза стало совсем невозможно, зато «турист» теперь не смотрел беспрестанно по сторонам, разглядывая трупы, а упрямо шел за проводником след в след, боясь сделать неосторожный шаг в сторону. Теперь на пути стали попадаться более ужасные картины войны: развороченные минами тела людей выглядели порой так страшно, что к горлу подступала тошнота. Светлые глаза солдат, устремленные в небо, выражали крайнюю степень удивления от осознания неожиданной кончины. Еще мгновение назад полные жизни и надежд, они навсегда стали памятником ушедшей эпохе, кровопролитному веку и навсегда потеряли надежду вернуться к своим семьям, обнять своих матерей и жен, растить детей и нянчить внуков.

Волкогонов зашел в воду по колено и не сразу понял, что впереди расстилается озеро. Укрытое туманом, оно встало перед ним, преградив путь. В стороне покачивалась лодка с опущенными на воду двумя веслами.

– Забирайся. – Проводник рукой подтащил лодку к берегу. Василий Иванович перевалился через борт, чуть не ухнув в озеро, и уселся на дне, ожидая, когда соседнее место займет Волкогонов.

– Переходи на нос.

Проводник забрался в лодку и сел на весла, отталкиваясь от берега.

– И куда мы теперь? – Костров никак не мог вникнуть в логику маршрута, совершенно не понимая, как проводники ориентируются на местности. А Волкогонов не мог признаться клиенту, что вообще впервые встретил на Могильнике озеро и никогда раньше по нему не плавал.

Вместо ответа проводник качнул головой вперед, и клиента это вполне устроило. Человеку почему-то всегда становится спокойно, когда рядом другой человек, уверенный в том, куда следует идти.

Волкогонов налег на весла, выводя лодку на середину озера. В его планы входило всего лишь пересечь его и пристать к противоположному берегу, но сквозь белую завесу тумана он никак не мог его разглядеть. Впрочем, он вообще не был уверен, что другой берег существует на самом деле. Такое случалось на «Вятке» сплошь и рядом, ведь здесь главное – не конечный пункт маршрута, а сам путь.

Костров перегнулся через борт и смотрел в воду. По его лицу, спрятанному под противогазом, сложно было понять, о чем он думает, но, бросив взгляд вниз, Волкогонов и сам заметил, что тел под водой ничуть не меньше, чем на суше. Только в воде они сохранились гораздо лучше. Тысячи утопленников, грудой наваленные на дне, тянули руки вверх, словно водоросли. Черт! Неужели опять?! Совсем недавно он тонул, и точно так же мертвецы тогда жаждали утащить его на дно! Но то был морок, наведенный «Вяткой», в реальности же, по словам клиента, проводник вел себя будто умалишенный, болтая руками в воздухе, тогда как самому Николаю казалось, что он отчаянно пытается выгрести из пучины. А что сейчас? Продолжение того же глюка, только с поправкой на то, что теперь он не один и в лодке?

Или теперь все взаправду?

То ли озеро стало мельче, то ли слой покойников на дне достиг каких-то невероятных величин – так или иначе, синюшные пальцы начали цеплять днище, и при каждом гребке теперь проводник задевал многочисленные конечности.

Николай пуще прежнего налег на весла, чувствуя, как саднит раненая рука. Никакого берега в зоне видимости по-прежнему не наблюдалось, зато и мертвецов за бортом вскоре не осталось. Тогда он решил немного передохнуть, вытащил весла из воды и с хрустом разогнул спину. Костров как-то странно смотрел на поверхность озера: лодка начала вращаться, будто затянутая в водоворот.

– Коля, чего это она? – Машинист не смог скрыть паники и заметался от борта к борту.

– Тихо ты! – буркнул Волкогонов, сам не понимая, что происходит: лодка просто продолжала крутиться на месте.