Калейдоскоп

Костров смотрел под ноги, строя коварный план, но стоило ему поднять глаза, как его взгляд, словно в стену, уперся в фигуру женщины, которую он уже встречал на поле, усеянном борщевиком. Женщина держала на руках младенца, завернутого в пеленки, но ребенок не издавал ни звука. Она медленно развернула тряпки и протянула руки вперед, демонстрируя машинисту синюшное тело бездыханной малютки. Мертвый ребенок смотрел в темное небо пустыми глазами, в которых уже ничего не отражалось.

– Убийца, – прошептала женщина, делая шаг навстречу Кострову, – ненавижу тебя, убийца…

Машинист отшатнулся, теряя равновесие, и ухватился рукой за смолистый сосновый ствол. Волкогонов вовремя подоспел и подхватил старика под локоть, не давая ему упасть.

– Сто́ит передохнуть, давно идем.

Он помог старику присесть на выступающую кочку и всмотрелся в побелевшее лицо клиента, который хватал ртом воздух, но продолжал молчать.

– Сердце? – неуверенно уточнил проводник. – Лекарство есть с собой?

– Там… – Костров показал себе за спину, и проводник сразу понял, что необходимое следует искать в рюкзаке. Вытащил из кармашка блистер и протянул машинисту, тот выдавил одну таблетку и положил под язык. Через некоторое время его лицо немного порозовело и дыхание выровнялось.

– Не стоило соглашаться тащить тебя на «Вятку», – покачал головой Волкогонов. – Мы можем застрять здесь надолго, и твой организм просто не выдержит нагрузки.

– Хочешь бросить меня, Николаша? – криво усмехнулся машинист.

– Не говори ерунды, – отмахнулся Волкогонов. – Где это видано, чтобы проводник бросал своих клиентов?

– А где видано, чтобы он их убивал? – Костров внимательно посмотрел на Волкогонова, намекая ему на историю с Шабаровым.

– Серега умом тронулся. – Николаю разговор совершенно не нравился. – Не надо думать, что мы тут все такие.

– Но ты же не станешь отрицать, что многие клиенты не возвращаются с «Вятки»?

– Отрицать не стану, но отлично знаю, насколько здесь опасно, и поверь мне на слово, что ты не увидел и сотой доли того, что видел я. Здесь ломаются такие сильные люди, дух которых ничто не могло сломить на Большой земле, а на «Вятке» они рыдали, как дети, и уходили отсюда с глубокой верой – кто в чудо, кто в Господа Бога.

– Ой, только не надо вмешивать сюда Бога, – поморщился Костров.

– Глупо отрицать очевидное. – Волкогонов позволял каждому оставаться при своем мнении. – Давай-ка вернемся к этой теме после того, как выберемся отсюда.

– Выберемся ли? А, проводник? – Василий Иванович хитро подмигнул Николаю, чем изрядно смутил его.

– Тебе следует разобраться в себе, иначе ты рискуешь остаться здесь навсегда.

– Это угроза, Коля?

– Это предупреждение, – разозлился Волкогонов. – Мне не хочется ползать с тобой по локациям «Вятки» до самой старости, если она в этом месте вообще может наступить.

– А ты знаешь, что другие проводники называют тебя бессмертным?

Костров полез в ту область, куда проводник старался вообще не заходить, хотя, разумеется, знал, что за спиной другие проводники выказывают свою зависть к его удачливости.

– Глупости. Я в этой ходке даже умудрился быть покусанным собакой, хотя был уверен, что на Территории нет животных.

– Ты ведь не мог не заметить, что «Вятка» изменилась.

Этого мог не заметить разве что слепой, но у Волкогонова имелась на сей счет своя теория. Он связывал метаморфозы с появлением на «Вятке» нового персонажа, изменившего правила игры. Возможно, этим человеком был Костров, а возможно, кто-то другой из клиентов, приехавших в этот раз вместе с ним. Но можно размышлять об этом, сидя у себя дома или на скамейке перед зданием вокзала, но никак не на Территории, где глубокая задумчивость может стоить тебе жизни.

Волкогонов допускал, что приезжие были правы, рассказывая, что через все появившиеся Территории проходит единый путь. Несомненно, все они так или иначе были связаны, только раньше не просачивались друг в друга, не контактировали. Появление новых локаций с живыми существами серьезно меняло расклад сил не в пользу людей. Защитить человека от его страхов еще было можно, ибо большая их часть была эфемерна, но когда кошмары обретали клыки и когти, вполне способные убить, то путешествие становилось опаснее во много раз.

Проводник скинул со спины рюкзак и начал вытаскивать его содержимое, укладывая на пожухлую траву перед собой. Выудив пластиковую бутылку, он ненадолго припал к горлышку, утоляя жажду, после чего предложил воду машинисту, но тот поморщился, знаками показывая, что таблетка под языком еще не рассосалась. Тогда Волкогонов нашарил в рюкзаке консервную банку, прочитал название на боку и, удовлетворившись написанным, вскрыл ее и начал быстро уплетать содержимое, ловко работая ложкой. Костров смотрел на него, совершенно не понимая, откуда у человека берется такой зверский аппетит в подобных невыносимых условиях, когда в крови постоянно бродит адреналин.