Калейдоскоп

А ведь машинист отлично понимал, что, пропади он на Территории, никто не бросится на его поиски. Даже военные, пропускавшие поезд на запретную территорию за взятку, не станут беспокоиться, если он не вернется. Вот так жил человек, работал, приносил пользу обществу, а стоило пропасть – никто и не вспомнит добрым словом. Сын и супруга умерли, родителей машиниста тоже наверняка давно нет в живых. Если бы он, допустим, неожиданно скончался у себя в квартире, никто даже не хватился бы. Возможно, соседи учуяли бы неприятный запашок из-под двери или сослуживцы забеспокоились бы, что тот надолго пропал… А может, и вовсе никто бы не забил тревогу, поскольку уже привыкли, что машинист регулярно уходит в рейсы на Территорию, которые могут длиться неделями, и его тело долго лежало бы в постели, постепенно превращаясь в мумию.

Тело машиниста следовало оставить на «Вятке», но Волкогонов не мог позволить старому товарищу стать добычей Территории, поэтому решил вынести его на станцию, загрузить в поезд и взять с Толика обещание, что тот похоронит Кострова на Большой земле рядом с женой и сыном. Невольно вспомнился Шабаров, погибший на «Вятке» от собственной пули. Тогда Рябой не стал выносить его тело и хоронить как положено, желая скрыть правду о его гибели. Да и как было объяснить другим проводникам, каким образом Шабаров получил огнестрельное ранение?

Волкогонов тяжело поднялся и наклонился над покойником, присел и бережно поднял тело на руки. Как ни странно, но мертвый Костров весил гораздо меньше, чем живой, будто действительно избавился от тяжести собственных грехов. Волкогонов давно уяснил, что главный судья для человека – это он сам. Никто не способен так наказать, как человек, сам себя обвинивший.

Он положил мертвеца на лавку дрезины, сам занял место напротив, надавил на рукоятку, и дрезина медленно двинулась по железнодорожным путям. Впрочем, такое спокойное путешествие продолжалось недолго: рельсы неожиданно обрывались, и никакой станции поблизости не оказалось. Просто дальше вообще не было дороги, насыпь полого сходила на нет, упираясь в хилые сосенки.

«Вятка» будто спрашивала незадачливого проводника, хочет ли тот вынести тело товарища или все же желает отдать его Территории? Раз так, он готов был переть Кострова на своем горбу. А с «Вятки» достаточно и того, что она отравила душу машиниста.

Сначала шагать было довольно легко, поскольку дорога шла под горку. Но вскоре деревья стали расти так часто, а земля под ногами стала такой топкой, что продвижение замедлилось. Сырой воздух проникал в легкие, заставляя надсадно и тяжело дышать, а порой и вовсе кашлять. Ветки с острыми хвойными иглами больно хлестали по щекам, проводник морщился, чертыхался, но продолжал тащить свою ношу.

Раз уж он приобрел репутацию человека, у которого никто из «туристов» не пропадает, значит, он не имеет права бросить клиента, даже если не справился со своей основной задачей и клиент погиб. По-хорошему, ему вовсе не стоило соглашаться на эту авантюру и силой заставить Кострова остаться на станции. Почему же он согласился? Теперь ему чудилось, что поезд навсегда останется в Бекетове и превратится в своеобразный памятник. Никто из приехавших нынче клиентов не сможет вернуться обратно на Большую землю, да и у проводников возникнут серьезные проблемы, когда провиант закончится. Он уже рисовал в воображении, как ржавый состав покрывается многодневным слоем пыли, а клиенты всё не желают выходить из единственного вагона, лелея надежду, что ситуация изменится и поезд однажды, словно по волшебству, снова даст гудок и отправится обратно без машиниста.

Ноги по щиколотку утопали в грязной жиже, в которую превратилась земля. Под весом Кострова идти становилось нестерпимо тяжело, но Волкогонов остервенело брел вперед. Несколько раз он падал в вонючую лужу, но не позволил себе выронить товарища или запачкать того в грязи; медленно вставал и продолжал путь.

Болотистая местность вокруг стала превращаться в настоящее гиблое место, где мог бы пропасть человек и без такой ноши, какую взвалил на себя проводник. Следовало вырезать из дерева слегу и прощупывать путь перед собой, но Волкогонову было все равно, пропадет он один или вместе с клиентом. Он по-прежнему не имел понятия, как сможет объяснить остальным, как так вышло, что клиент умер от ножевого ранения, когда кроме Николая рядом никого не было. Вероятно, никто его не осудит, у многих случались истории и похуже, тем не менее сам он навсегда перестанет быть прежним Волкогоновым.

Стали сгущаться сумерки. Еще пара часов – и на «Вятку» опустится ночь, от которой не стоит ждать отдохновения. Порой именно ночами происходили самые ужасные вещи – ведь наш разум сам так программирует нас, убеждая, что во тьме поджидают чудовища.