Он сам не знал, почему разговаривал с мертвецом, как с живым. Может, просто не хотелось верить в смерть, принимать ее такой? Он встал на ноги, потянулся и тотчас почувствовал, как нечто холодит кожу на груди. Неужели ночью к коже прицепилась какая-нибудь дрянь типа пиявки? От этого предположения по коже побежали мурашки, и он поспешил сунуть руку за шиворот, чтобы наткнуться пальцами на грани ключа, который немыслимым образом оказался на его шее. Он вытащил его на свет, чтобы убедиться: да, это именно тот ключ, который держал в руках Хранитель.
– Всучил-таки, зараза!
Хотелось рвануть шелковую нить и забросить подарочек как можно дальше в болото, но чутье подсказывало ему, что это будет не так просто сделать.
Неожиданно ключ стал вести себя совсем странно: вдруг стал таким тяжелым, будто весил целый пуд. Волкогонов почувствовал, как тот тянет его к земле, и готов был уже пошатнуться под его весом, когда понял, что кусок меди тянется вовсе не к земле, а к Кострову. Пришлось снять его с шеи и опытным путем убедиться, что некая чудовищная сила, точно магнит, притягивает вещицу к мертвому телу товарища.
– Да что это за хрень?
Он решился отпустить нить, и ключ тотчас оказался на груди машиниста, застыв там и не желая падать на землю.
Позже Волкогонов сам не смог объяснить себе, по какой причине сделал то, что в итоге сделал. На него вдруг снизошло некое озарение: он наклонился над телом машиниста и разорвал на нем одежду, чтобы ключ смог добраться до смертельной раны. На глазах изумленного человека медный предмет ужом скользнул в колотую дыру на груди и скрылся внутри, увлекая за собой и шелковый шнурок.
– Господи, что это такое?
У Николая уже не было сил удивляться увиденному, все казалось настолько нереальным, что поверить в это было просто невозможно.
Рана стала зарастать, ее края сошлись, а через несколько мгновений машинист открыл глаза и воззрился на изумленного проводника, который отшатнулся назад, хватаясь рукой за куцый ствол березки.
– Это как это? – только и смог произнести проводник, увидев перед собой воскресшего мертвеца.
– Где я? – Костров, в отличие от проводника, удивлялся совсем другому, совершенно не понимая, где он находится и кто перед ним.
– На «Вятке», – не к месту ляпнул Волкогонов, все еще держась за березовый ствол и пребывая в ступоре.
– В какой еще Вятке? – непонимающе хлопал глазами машинист.
– Василий Иванович, вы меня не узнаете?
– Простите, но я вижу вас первый раз в жизни, – после долгой паузы проговорил Костров, довольно бодро вставая на ноги, словно его тело вовсе не было окоченевшим полчаса назад.
Волкогонов понял, что рассказывать сейчас о таинственной аномальной зоне не имеет смысла, поэтому избрал более простое решение:
– Я член спасательно-поисковой группы. Нам поступило сообщение о пропаже в лесу человека, и мы отправились вас искать. Вот, к счастью, вы и нашлись. Теперь мне нужно препроводить вас на станцию.
– Совершенно ничего не помню, – помотал головой Костров, – нужно скорее выбираться отсюда, иначе моя супруга сойдет с ума.
Волкогонов не имел права вываливать на бедного старика всю горькую правду, решив, что сначала стоит выбраться отсюда, а уж потом решать все остальные проблемы. Он протянул Кострову руку, и тот неожиданно взялся за его ладонь, словно маленький ребенок, послушно и доверчиво.
– Не беспокойтесь, станция совсем недалеко, – напропалую врал проводник, понятия не имеющий, сможет ли он вообще когда-нибудь довести машиниста до Бекетова.
Глава двадцать первая
Еще издали Петр заметил, как в темное небо бьют столбы света. Такое часто наблюдается в морозные зимние ночи, когда обычные уличные фонари, словно мощные прожекторы, разрывают ночную мглу, устремляя пучки лучей в небеса. Но откуда на станции и в поселке вообще может возникнуть электрический свет?!
Тропинка почти терялась в сумраке, но была все еще неплохо видна. Именно по этой утоптанной дорожке он вышел со станции несколько дней назад, чтобы отправиться в одиночное путешествие. Теперь ему не терпелось скорее вернуться и рассказать о своих злоключениях коллегам-проводникам, которые наверняка уже хватились его и, разумеется, сказочно обрадуются появлению своего младшего товарища. Пока он брел по тропе, отодвигая руками колючие сосновые ветки, мысленно возвращался к беседе с отцом Порфирием. У него в голове никак не укладывалось, что совсем недавно храм пребывал в полном запустении, представляя собой руины некогда величественной постройки. Даже кладбище выглядело в этот раз несколько иначе, словно было не таким старым. И могильных холмов на нем гораздо меньше… Впрочем, разве стоит удивляться таким вещам на «Вятке»? Здесь все меняется так быстро, что не успеваешь привыкнуть к новому – как оно уже превращается в воспоминания, порой совсем неприятные.