Калейдоскоп

— Хилари, тебе двадцать пять лет, а жизнь так осложнена…

— Не настолько серьезно, чтобы нельзя было справиться.

— Ты не живешь, а существуешь, — распалялся Адам.

И Хилари рассвирепела. Какое он имеет право выносить приговоры! Лишь на том основании, что она не хочет заниматься с ним любовью?

— Может быть, это со временем пройдет, — хладнокровно молвила она, беря себя в руки.

— Само? Сомневаюсь.

— Адам, не торопи меня. Первая попытка…

Какое-то время он молча наблюдал за ней.

— Ты чего-то недоговариваешь.

На ее губах застыла улыбка сфинкса.

— Ничего особенного.

— Не верю. Знаешь, у меня такое впечатление, будто ты всю жизнь провела за крепостными стенами.

— Да. Мне пришлось их возвести.

— Почему?

— У меня было слишком много обидчиков.

— А сейчас?

— Сейчас я не даю себя в обиду.

Он сочувственно посмотрел на нее и наклонился, чтобы поцеловать. Потом бережным жестом положил руку ей на плечо, и они долго сидели молча на так и не разобранной кровати.

— Я тебя не обижу, Хилари… Обещаю.

В глазах Адама стояли слезы.

Ей отчаянно хотелось что-нибудь к нему почувствовать, но, должно быть, она вовсе не способна любить. Теперь это стало угрожающе ясно ей.

— Я люблю тебя, Хилари.

Что она могла ответить? Только и оставалось, что с грустью смотреть на Адама.

Он улыбнулся и снова прикоснулся к ней губами. Это взволновало ее.

— Не говори ничего, Хилари, не нужно. Позволь мне просто любить тебя.

Он бережно опрокинул ее на спину, на подушки, и начал нежно обводить пальцами выпуклости и впадины ее тела, то приближаясь к пупку, то удаляясь от него, дрейфуя в области груди и опускаясь к животу… и снова вверх. Потом он стал трогать ее языком. И как будто сердцем. Хилари показалось, что прошло несколько часов, пока она стала вздрагивать, корчиться, просить, чтобы он переходил к более смелым ласкам, но он медлил. Вместо этого он дал ей потрогать свой пульсирующий орган, а потом поводил им по разгоряченному телу — словно гладил атласной рукой. Хилари наклонилась и коснулась его губами. Адам тоже ласкал ее губами, пальцами… Она напряглась…

— Все в порядке, Хилари… Все хорошо… Я не причиню тебе боли. Прошу тебя, детка, позволь мне… Ты так прекрасна!

Он ворковал над ней, как мать над ребенком, и она успокоилась. Наконец он вошел в нее — и снова успокоил. Ему очень хотелось, чтобы они действовали в унисон. Но она не успела.

— Хилари, мне очень жаль…

— Не нужно ни о чем жалеть.

Она спокойно лежала рядом. Адам переутомился и скоро уснул, а Хилари ласково смотрела на него и спрашивала себя: сможет ли она когда-либо испытать что-то, кроме горечи?

Рано утром Адам ушел, спросив на прощание, не согласится ли Хилари с ним пообедать. Она сослалась на занятость. А вечером? Вечером у нее деловая встреча. В отчаянии он предложил ей провести уик-энд вместе с ним и его детьми.

Хилари разволновалась и чуть не сказала «нет», но у него был такой расстроенный вид, что она согласилась.

— Они славные парни, ты их полюбишь.

— Да, конечно.

На самом деле у нее поджилки тряслись от страха. Вот уже много лет она старалась держаться подальше от детей и с удовольствием увильнула бы от знакомства с его мальчиками. И уж, во всяком случае, она не собиралась к ним привязываться…

Они договорились встретиться в Центральном парке. Воскресным утром Хилари надела джинсы, кофточку с короткими рукавами и отправилась туда. Адам обещал захватить все необходимое для игры в бейсбол и провизию для пикника. Увидев их под деревом — младший сынишка сидел у Адама на коленях, а старший, шести лет от роду, рядом на траве, — она почувствовала, как в сердце шевельнулось что-то забытое. Это было невыносимо. Хилари хотела убежать, но это было бы жестоко по отношению к Адаму. Поэтому она заставила себя подойти к их небольшой компании. В глазах Адама она увидела любовь — такую же, какую она некогда питала к Акси и Мегане…

С полчаса она наблюдала, как они играли в бейсбол, а потом, сославшись на дикую головную боль, опрометью, в слезах, выскочила из парка и бежала без остановки всю дорогу до дома, игнорируя светофоры, лавируя между машинами и прохожими.

Весь день она проплакала в постели, напоминая себе: Александра и Мегана навсегда ушли из ее жизни. Что толку цепляться за воспоминания? Никто не знает, где их искать, так зачем изводить себя? И потом, они давно уже не дети. Александре сейчас двадцать два, а Мегане вот-вот стукнет семнадцать. Они уже не беспомощные, брошенные дети, и она их никогда не увидит. Не хочет она видеть и никаких других детей! Просто не выдержит.

Когда вечером зазвонил телефон, она спокойно сняла трубку и положила на стол, а на следующий день вела себя так, словно ничего не случилось. Была любезной, деловитой, доброжелательной и отчужденной. Адам так и не понял своей вины. Вскоре он перешел в отдел рекламы и больше никуда ее не приглашал. Она позаботилась о том, чтобы не сталкиваться с ним в административном здании. Не отвечала на звонки. Словно той ночи и не было.

Хилари не знала одного: в сердце Адама живет бесконечная жалость к ней.