Калейдоскоп

— Нет, не помню. У Джека с Эйлин не было детей. Они были плохими людьми. Только и делали, что дрались. Однажды пришлось вызывать полицию. Он чуть ее не прикончил.

Подходящий дом для трех маленьких девочек!

— Они были ее племянницами. Их привезли на лето, но старшая потом так и осталась у Джонсов.

Эта попытка оживить память Чарли неожиданно увенчалась успехом. Старик наморщил лоб и вдруг потыкал в сторону Джона.

— Точно, припоминаю! Жуткая история. Их отец убил свою жену, а потом и сам с горя наложил на себя руки. Пигалицы остались сиротками. Сам-то я видел их всего один раз, но Рут — это моя жена — часто убивалась: какие они славные… как Эйлин над ними издевается… Это было просто преступление — привозить их сюда. Эйлин морила бедняжек голодом. Рут пару раз относила им кое-какую еду, но, должно быть, Джек с Эйлин сами все съедали, а детям не доставалось ни крошки. Не знаю, что с ними было дальше. Эйлин заболела, и они все уехали в Аризону… или в Калифорнию… в теплые края. Но она все-таки умерла. Зеленый змий свел ее в могилу. Не знаю, что стало с бедняжками. Может, они остались с Джеком.

— Только одна. Младших тем же летом забрали.

— Думаю, Рут могла бы вам многое порассказать. А я не помню.

Старик задрал голову и смотрел куда-то ввысь, словно пытаясь вспомнить что-нибудь еще, но это было так давно… еще при Рут. И горько и сладко уноситься мыслями в прошлое. Чарли совсем забыл о присутствии Джона и только качался взад и вперед, сидя на верхней ступеньке. Его воспоминания не дали Джону желанной зацепки, но все же кое-что прояснилось. Возможно, в этом кроется ответ, почему Артур остро чувствует свою вину. Он догадывался, на какие мучения обрекает девочек, но тем не менее оставил их здесь — по крайней мере Хилари. Бросил на произвол судьбы — или еще хлеще — на произвол Джонсов. Можно только гадать, каково им приходилось.

— Как вы думаете, еще кто-нибудь из местных жителей может мне что-нибудь рассказать?

Чарли покачал головой.

— Мы живем здесь дольше всех. Остальные соседи — десять, пятнадцать лет. Здесь мало кто задерживается. — «Еще бы! — подумал Джон. — Старший сын предлагал забрать меня к себе, но я привык. Здесь умерла его мать… И я тоже здесь умру. Мне нет резону уезжать».

— Большое спасибо за помощь, — сказал Джон.

Чарли в первый раз посмотрел на него с нескрываемым любопытством.

— А зачем вам понадобились Эйлин с Джеком? Им что, оставили наследство?

Вряд ли, конечно, но все-таки интересно! Джон энергично мотнул головой.

— Нет. Я ищу тех трех девочек. По просьбе старинного друга их родителей.

— Долгонько же он собирался! — Джон не мог с этим не согласиться.

— Знаю. Поэтому и говорю, что вы мне очень помогли. В нашем деле приходится складывать картину из крохотных кусочков. Кто-то вспомнит одно, кто-то — другое… С вами мне повезло, Чарли, большое спасибо.

Он крепко пожал старику руку. Тот помахал в воздухе трубкой.

— И хорошо платят за такую работу? Все равно что искать ветра в поле.

— Да, похоже. — Первый вопрос Джон предпочел оставить без ответа. Он спустился с крыльца и сел в свой автомобиль. На этот раз улица показалась ему еще более омерзительной. Он представил себя на месте Артура, увозящего младших сестер, — а Хилари смотрит вслед… Как он мог оставить ее в этой клоаке?

Дорога до дома родителей заняла меньше часа. Старший брат уже приехал и вместе с отцом пробавлялся джином и тоником на террасе.

— Привет, папа! Отлично выглядишь!

И в самом деле, старику можно было дать скорее шестьдесят, чем около восьмидесяти. Он говорил твердым голосом без дрожи, не облысел и неплохо держался на длинных ногах, когда подошел обнять среднего сына.

— Как поживает паршивая овца?

Они вечно подтрунивали над Джоном, но любили и гордились им. Он красив, удачлив в делах и живет интересной, насыщенной жизнью. Жалко, что развелся с женой. Им хотелось дождаться новых внуков.

— Привет, Чарльз, — Джон кивнул брату.

Между ними существовала некоторая натянутость, но лишь небольшая. Брат Джона был совладельцем процветающей юридической фирмы в Нью-Йорке. Ему исполнилось сорок шесть лет; он был признанным авторитетом в области международного права, имел симпатичную жену и троих детей. По меркам Чепменов, Чарльз преуспел больше остальных, но Джону казалось, будто в его жизни чего-то недостает. Может быть, азарта.

В это время из дома, в обнимку со свекровью, вышла жена Чарльза, Лесли. При виде Джона мать радостно воскликнула:

— А, блудный сын явился! Все так же пышешь здоровьем! Чем занимаешься? — и она прижала Джона к груди.

В свои семьдесят мать все еще была интересной женщиной — даже в простом платье из хлопка. Волосы завязаны узлом на затылке; на шее нитка жемчуга — свадебный подарок мужа; пальцы унизаны кольцами, переходившими из поколения в поколение.

Когда она отпустила Джона, он ответил на ее вопрос:

— Так, есть кое-какая работенка. Начал небольшое расследование.

Мать с видимым удовольствием любовалась сыновьями. Оба красавцы, оба умники, хотя и не похожи друг на друга. Ей были дороги все три сына, но втайне она отдавала предпочтение Джону.