Калейдоскоп

Тем не менее потребовалось разрешение судьи по делам несовершеннолетних, так что Джона попросили прийти на следующий день. Он снял номер в мотеле на окраине и немного побродил по городу. Потом изучил телефонный справочник и, обнаружив пятерых Джеков Джонсов, начал накручивать диск. Трое оказались темнокожими, четвертый не ответил. Зато пятый сказал, что его отец приехал сюда из Бостона и, кажется, действительно до его матери был женат на женщине по имени Эйлин. Парню оказалось восемнадцать; десять лет назад его отец скончался от цирроза. Джон поинтересовался прежним адресом отца. Вообще-то он спросил больше для очистки совести, не надеясь получить ответ, но все оказалось проще простого.

— Он всегда жил в этом самом доме, откуда я с вами разговариваю.

Чепмен чуть не подпрыгнул от радости и без промедления отправился по названному парнем адресу.

Он так и думал, что район окажется как две капли воды похожим на тот, где Джек Джонс обитал в Чарлстауне. Та же грязь, то же убожество. И точно так же неподалеку расположена верфь. Мимо Чепмена с ревом проносились парни на мотоциклах.

Во дворе Джека Джонса тоже красовался мотоцикл. Этот визит пробудил в нем чувство собственной значимости. Он рассказал то немногое, что знал об отце, показал семейные фотографии и познакомил Джона со своей матерью.

В доме застоялся запах мочи, алкоголя и застарелой грязи. Убожество было неописуемым, а женщина, которую мальчик представил как свою мать, производила гнетущее впечатление. Ей было лет пятьдесят, но без зубов она выглядела на восемьдесят. Трудно сказать, что именно довело ее до ручки: нищета, болезни или издевательства. Она абсолютно ничего не знала о племяннице бывшей жены Джека. Откровенно говоря, временами Джеку казалось, что она не узнает собственного сына.

Он уже собрался уходить, когда Джек-младший посоветовал ему заглянуть к соседям: те живут здесь с незапамятных времен и знали Джека-старшего и его покойную супругу. Джон поблагодарил и направился туда.

Он постучал в дверь. Пожилая женщина отдернула шторку и осторожно выглянула в небольшое окошко.

— Да?

— Могу я поговорить с вами, мэм?

Вот уже много лет Джон не опрашивал лично свидетелей и теперь вспомнил, как трудно бывает завоевать доверие. Сколько раз в прошлом у него перед носом захлопывали дверь!

— Вы коп? — знакомый вопрос.

— Нет. Я ищу женщину по имени Хилари Уолкер. Когда-то давно она жила здесь — маленькой девочкой. Вы не представляете, где она сейчас может быть?

Женщина покачала головой и устремила взгляд куда-то поверх его головы.

— Что вам от нее нужно?

— Ее разыскивает старинный друг ее родителей.

— Ему бы следовало заняться этим лет двадцать пять назад. Бедная крошка!

Женщина горестно задумалась, и Джон понял, что попал не в бровь, а в глаз. До сих пор она разговаривала с ним через смотровое окошечко, но теперь отворила дверь и предстала перед ним на пороге — в халате и шлепанцах, глядя на него в упор, но не приглашая войти.

— Этот так называемый дядя бил ее смертным боем. Она еле выбралась оттуда — хлестал жуткий ливень, и она всю ночь пролежала у нас на крыльце — голая. Мы с мужем отвезли ее в больницу. Врачи сказали, он пытался ее изнасиловать.

Чепмен в ужасе смотрел на пожилую женщину. Все оказалось гораздо хуже, чем он предполагал. Жизнь Хилари была кошмаром!

— Против него выдвинули обвинение?

Женщина сделала отрицательный жест головой.

— Девочка была смертельно напугана. Маленькая Хилари… Так и стоит перед глазами…

— Что было дальше?

— Она попала в один семейный детский дом, потом в другой, а потом в колонию, да там и осталась. Мы с мужем пару раз навещали ее, но… в ней как будто что-то сломалось… умерло. Она в этом не виновата. Бедняжка замкнулась в себе, никому не доверяла.

Что ж, это легко понять — после того, что ей довелось перенести.

— Спасибо. Большое спасибо!

Вот, значит, как она очутилась в колонии — не потому, что нарушила закон. Или это тоже имело место? Обычно так и бывает.

Но в данном случае не было ничего подобного. Утром следующего дня Джону показали ее досье. Судья без колебаний подписал разрешение.

В папке не оказалось ничего интересного. Хилари была примерной ученицей, не доставляла никаких хлопот властям штата. Она побывала в двух семейных детских домах — адреса прилагаются — и провела три года в колонии для несовершеннолетних, без единого происшествия. По окончании школы ее досрочно выпустили в большой мир, дав с собой двести восемьдесят семь долларов. Через пять дней после ее освобождения она уехала, и с тех пор о ней никто ничего не слышал. Тощая папка давала лишь приблизительное представление о внутреннем мире воспитанницы. Замкнутая, не имеет друзей, не нарушает дисциплину… Надзирательницы, которые в то время работали, давно уволились. Джон не надеялся разыскать и семейные детские дома, но для очистки совести наведался по первому адресу. Как ни странно, хозяйка была жива и помнила Хилари.

— Смышленая… Вот не помню, работящая или нет. Почему-то стала дичиться, тосковать… Ее отправили в колонию. Больше я ничего не помню.