Калейдоскоп

Она постаралась произнести это как можно беспечнее, но Анри тотчас насторожился. Он еще не простил ей парижского проступка. Они больше не говорили об этом, но Александра чувствовала, что он затаил зло.

— Это еще зачем?

— Просто так. У нее там дела. Какие-то капиталовложения… Она хочет взять нас с собой: меня и девочек.

— Но это же курам на смех! Что за поездки в Нью-Йорк в конце лета?

Он не доверял им обеим. Ясно — это заговор!

— Но это же в самом конце августа. Представляешь, сколько впечатлений для Аксель и Мари-Луизы?

— Чепуха. Поедешь в Нью-Йорк в другой раз. Зимой. И без детей.

От его резкого тона у Александры побежали мурашки по спине. Но все равно никакая сила не удержит ее от поездки!

— Я еду, Анри. Вместе с мамой. И с девочками.

Он сел на топчане.

— Александра, тебе не кажется, что ты слишком много себе позволяешь? Разреши тебе напомнить, что здесь я принимаю решения — и за тебя, и за детей.

Он никогда так прямо не высказывался, но, конечно, так и было — все эти годы. Однако с тех пор, как Джон Чепмен явился в Париж, многое изменилось.

— Анри, тут не из-за чего кипятиться. Это просьба моей матери. Она приглашает меня и детей на экскурсию по Нью-Йорку.

— А я запрещаю!

— Я все равно поеду, раз мама просит…

— Твоя мать не инвалид. Я сам ей позвоню и скажу, что ты остаешься.

Александра встала и, в упор посмотрев на мужа, тихо — но за бархатными интонациями угадывалась стальная решимость — произнесла:

— Мне неприятно поступать наперекор твоему желанию, но я должна лететь с мамой в Нью-Йорк.

— Зачем? Объясни. Приведи хоть один разумный довод!

— Это сложно объяснить. Одно очень запутанное семейное дело.

— Александра, ты лжешь!

Он прав, но у нее нет выбора. Правда еще ужаснее.

— Не говори так, Анри. Я ведь ненадолго. Всего на несколько дней.

— Но зачем, черт возьми, зачем? — Он с силой опустил кулак на стеклянную крышку небольшого столика. Александра подпрыгнула.

— Прошу тебя, Анри, успокойся. — Еще немного — и он вынудит ее сознаться! — Ну, просто мама хочет повидать своих родственников и познакомить нас с ними. Что здесь предосудительного?

— Я запрещаю тебе это делать. Не вижу необходимости. Ты замужем и не вольна самостоятельно принимать решения.

— Я не рабыня. Ты не имеешь права решать за меня. Слава Богу, сейчас двадцатый век, а не средневековье.

— Ты не какой-нибудь сверхсовременный синий чулок, чтобы делать все по-своему. В противном случае, иди на все четыре стороны. Я не потерплю под своим кровом подобные выходки. Имей это в виду, прежде чем пускаться на авантюры.

— Это же смешно. Ты обращаешься со мной как с человеком второго сорта.

— Вовсе нет. Просто я сам решу, что ты будешь делать и когда. Так было четырнадцать лет, и я не вижу резона менять заведенный порядок.

— А я говорю тебе… со всей возможной почтительностью… тридцать первого августа лечу с мамой в Нью-Йорк…

— Посмотрим! В любом случае я не отпущу детей. Ясно?

Это была война самолюбий, и Александра почти возненавидела мужа. Ему не хватало только кнута для выбранной роли.

— Они что, пленницы?

— Ах, вот кем ты себя считаешь!

— Да, с тех пор, как ты сослал меня сюда за преступление, которого я не совершала. Все лето обращаешься со мной как с какой-то дрянью.

— В тебе говорит нечистая совесть.

— Вовсе нет. Я отказываюсь считать себя виновной только за то, что намерена съездить с матерью в Нью-Йорк. И не собираюсь ползать перед тобой на коленях. Самостоятельный человек может делать все, что хочет…

— Баронесса распускает крылышки! Даешь понять, что, раз у тебя собственный доход, можешь не считаться с моим мнением?

— Анри, это жестоко!

Как он может говорить! И все лишь потому, что она не склонилась перед его волей.

— Ты никуда не едешь! Это мое последнее слово.

Александра в отчаянии поникла головой. Ни одна живая душа не сможет помешать ей встретиться с сестрами. Даже муж.

Глава 26

Приехав в Кентукки, Джон как будто попал на другую планету. Ему пришлось дважды пересаживаться с самолета в самолет, а затем три часа трястись в джипе по извилистой горной дороге до так называемого мотеля — с одной-единственной приличной комнатой и туалетом в коридоре. Он долго сидел в темноте, прислушиваясь к уханью сов снаружи и пытаясь представить себе Мегану.

Наконец он уснул и проспал до утра. Зашел в попутный ресторанчик. Позавтракал яичницей с овсянкой и выпил чашку мутного кофе.

Во второй половине дня за ним прибыл все тот же джип. Водитель — шестнадцатилетний паренек с несколькими дырками вместо зубов — довез его до клиники, расположенной высоко в горах, в окружении вековых сосен и бедняцких хижин. Дюжина босоногих ребятишек в отрепьях гоняли по улице наперегонки с шелудивыми собаками — те тыкались носом во все подряд в поисках объедков.