Ведь если жизнь – игра на деньги,
То пропадает интерес.
Один поставил чьи-то серьги,
Другой – в чужой карман полез,
А тот, кто вправе сомневаться,
Тряхнув дырявою мошной
И за курок закинув пальцы,
Поставил точку под чертой.
Последний день – не день Помпеи,
Не судный фантастичный день.
Последний день – когда не верят,
Когда понять другого лень,
Когда простить не в нашей власти,
Когда рубить не по плечу,
Когда грехом зовутся страсти
И в церкви не зажечь свечу.
Только ты, просыпаясь один на рассвете,
Даже «доброе утро» не сможешь сказать.
Покидают друзья, рано выросли дети,
Очень быстро ушли и отец твой, и мать.
И теперь, поднимаясь с измятой постели,
Проклинаешь суставы, держась за бока…
Чистый воздух, густые могучие ели,
А над ними волшебно плывут облака.
Вот и ветер подул, он подул непонятно откуда.
Что принёс он с собой? То ли запах пожухлой травы,
То ли грустную песню, что выстрадал Пабло Неруда,
То ли сладкую похоть хвалёной восточной халвы.
Ты набросила шаль. Может, стало внезапно прохладно,
Или просто хотела свою режиссировать роль.
Это ветер подул. Прогулялся по шторам – и ладно.
Только жалко: сквозняк выдувает из пор алкоголь.
Двенадцатистишия
Причина чаще кроется не в том,
В чём видеть мы надеемся причину.
Когда с набитым разной снедью ртом
При свете дня используем лучину,
Не прожевав, пытаемся острить
И дуем на колодезную воду.
Так шелкопряд вытягивает нить,
Ещё надеясь выйти на свободу,
Так ворон ворону заглядывает в глаз,
За маской прячут истины личину…
Так нам позволено один лишь только раз
За следствием найти забытую причину.
Где Вечный Жид достанет вечного покоя,
Где ниспадёт на менестрелей благодать?
Король был наг, но в платье строгого покроя
Его тем паче перестанут уважать.
И только семь чудес для света крайне мало.
Шестое чувство – трезвым недоступный дар.
Любовь не может быть подобием товара,
Но совесть в мире самый ходовой товар.
Грешно доить тельца, хотя и золотого,
За смыслом уходить за тридевять земель.
Лишь раз лишаются родительского крова,
А в искушеньях жалких не повинен Змей.
Любимый пасынок Фортуны,
Запретный предвкушая плод,
За пазуху кирпич засунул
И через Стикс наладил брод.
Конюшни вычистить не в силах
И даже узел развязать,
Он Сфинкса насадил на вилы,
Прокруста уложил в кровать,
И жизнь пройдя до половины,
Вторую – не спешил зачать.
Без толку истины и вина
В дырявом шейкере мешать.