Калейдоскоп. Расходные материалы

Дверь гостиницы раскрылась, и уже знакомые нам священник и молодая женщина направились к стойке портье. Стивен проводил их взглядом: коротышка со своей надвинутой на лоб круглой шляпой и потрепанным бесформенным зонтиком был в этой провинциальной гостинице так же уместен, как Стивен – у грифельной доски с мелом в руках.

– Этот город тоже был поделен на зоны, – продолжал полковник. – Французы, англичане, американцы…только вместо русских – китайцы и японцы. Русских, впрочем, хватало повсюду. Черт, хотел бы я никогда не иметь дела с этим народом!

– Они хорошо сражались, сэр, – заметил Стивен.

– Русские всегда хорошо сражаются и всегда проигрывают сами себе, – ответил полковник. – Боюсь, что нам, британцам, в ближайшие годы придется этому у них выучиться. Мы даже не заметили, как проворонили Империю.

– Мы выиграли войну, сэр, – с упреком сказал Стивен в приступе патриотического воодушевления, столь естественного для любого честного и искреннего юноши.

– Мы выиграли войну, но проиграли Империю, – ответил полковник. – Теперь Советы и американцы будут делить Европу, как китайцы и японцы делили Шанхай. В конце концов кто-то победит, но солнце уже навсегда зайдет над Британской империей. Мир никогда не будет прежним: даже если уничтожим Японию, мы не загоним косоглазого черта назад в табакерку. Не пройдет и пятнадцати лет, мы потеряем Азию, а потом и Африку. Мой дядя говорил мне об этом еще в тридцать четвертом, а я не верил. Поверьте же вы мне – нет никакого великого будущего для Великой Британии. Лучшие умы моего поколения разрушены безумием. Наша мечта обернулась пшиком, и воспоминания – все, что нам осталось. Мы что-то сделали не так, возможно – загадали не то желание. Наша история – это история поражения.

При этих словах блондин за соседним столом привстал и воскликнул:

– Верно! Поражение! Мы проворонили Империю! Мы здесь, в Англии, предали простого человека – и скоро настанет расплата.

Было видно, что блондин заметно пьян. Пошатываясь, он перетащил свой стул и подсел к Стивену и полковнику.

– Мы всё проворонили еще в тридцатом! Надо было принять программу постройки дорог – ту самую, которую потом осуществил Рузвельт! – и сотни тысяч получили бы работу, власть в стране перешла бы к тем, кто думал о благе Британии и никогда не позволил бы мировой плутократии втянуть нас в бессмысленную войну.

– Простите, что вмешиваюсь, – сказал маленький священник, подходя к столу, – но когда я слышу слова «мировая плутократия», мне всегда хочется спросить, как вы себе представляете эту плутократию? Плуты собираются в кабинетах где-нибудь на Уолл-стрит и придумывают войны, кризисы и прочие катастрофы?

– А вы, конечно, в это не верите? – раздраженно сказал блондин. – Или, напротив, знаете наверняка, как оно происходит? Разве не иезуиты первыми научились тайно управлять миром?

– Тут нечему учиться, – сказал священник, – тайно управлять миром очень просто. Это может любой.

– Опять вы наводите тень на плетень! – И блондин стукнул кулаком по столу.

Полковник подхватил подпрыгнувший стакан и посмотрел на пьяного с неприязнью.

– Да нет же, вы неверно меня поняли! – воскликнул коротышка. – Мир живет по Божьим законам, и только безумец всерьез может считать, что вызывает войны или кризисы. Но втайне каждый может тешить себя мыслью, что управляет морскими приливами или восходом солнца. Главное – приказать солнцу каждое утро появляться на востоке и каждый вечер опускаться в море на западе. И считай сколько угодно, что ты им управляешь.

– Вы чокнутый старикашка, – сказал блондин, поднимаясь. – Я всегда говорил, что Освальд Мосли зря так доверял католикам. Слава Богу, в этом наш Фортунат куда мудрее! Надо гнать вас из доброй старой Англии вместе с пархатой нечистью.

– Я люблю добрую старую Англию, – простодушно сказал патер Фейн, – но, сдается мне, Англия, о которой вы говорите, не так уж стара и уж точно – совсем не добра.

– Старая Англия совсем не добра, – подтвердил полковник. – Буры и суданцы могли бы много рассказать о ее доброте, если бы успели вставить хоть слово между очередями «максима».

Я слишком много пью в последнее время. Даже в Шанхае с Генри мы столько не пили! Шанхай, черт возьми! Как же давно все было! Что там я говорил этому лейтенанту? Разделенный на зоны город – пророчество о судьбе послевоенной Европы? Чушь! Главное пророчество Шанхая – что его больше нет. Как нет больше Германии, Италии или Польши.

Да и Англии тоже нет. Старой доброй Англии, которая покорила полмира, посылая индусов убивать африканцев и продавая китайцам индийский опиум. Великая Империя, позвавшая своих детей на веселый пикник Вдовы! Гитлер недаром выбрал своим символом свастику, славный знак нашей Индии – жалкий подражатель, он пытался повторить то, что мы уже сделали сто лет назад. Потому он и предлагал поделить мир, оставив нам Африку и Азию, забрав себе Европу. Мы не согласились – честь нам и хвала! – не согласились и сокрушили Тысячелетний рейх, подорвав свои силы, расшатав цингой европейской войны клыки своей империи.