Калейдоскоп. Расходные материалы

– Любимчиком? Может быть. Но он хотел мною гордиться, хотел, чтобы я… – голос Артура прерывается, – чтобы я взлетел… высоко. Чтобы у меня было то, чего ему не досталось, – устойчивость, укорененность, свой дом… и много денег, конечно. И я всего добился, даже большего, чем папа мог надеяться. Но если он и вправду погиб – то для кого я старался, кому я предъявлю свои успехи? Дом за два миллиона, красавицу-жену, семизначный счет в банке – кому? Азиатским девкам, которых трахаю? Тебе?

В какое же поганое время мы живем, думает Лорен. Сто лет назад я бы сказала: папа видит тебя с небес – и это было бы утешение, а сегодня… небеса пусты, остались только божьи птицы и рукотворные самолеты, такие ненадежные, такие хрупкие…

Лорен молчит, и Артур, залпом допив остывший чай, говорит:

– Я все равно хочу дать Фреду денег на продолжение расследования. Если есть хотя бы малый шанс…

Лорен кивает: конечно, если есть шанс, дай ему денег, почему нет?

– А ты сама как думаешь – что случилось с «боингом»?

– Я все эти годы думала примерно то, что говорили по ящику, – вздыхает Лорен. – Его сбили Советы, потому что они были Империя Зла. Но, знаешь, я сейчас подумала, что, может, они просто испугались. Время было такое – все боялись мировой войны. И наши, и советские… и когда к ним залетел самолет и не отвечал на радиосигналы – они подумали… не знаю, что они подумали… короче, испугались и сбили. Я же, когда началась гласность, читала все эти интервью: мы были уверены, что это неизвестный военный самолет, потому и сбили. А знали бы, что гражданский, – проводили бы до границы и отпустили с Богом. Что мы, злодеи какие?

– Бла-бла-бла, – кривится Артур. – И ты им веришь?

– Верю, – отвечает Лорен, – потому что это не они говорят, а их страх. Все так боялись мировой войны, что чуть было не развязали ее на самом деле. В «Звездных войнах», кстати, что-то было на эту тему, во втором фильме – про страх и темную сторону.

– Хорошо, – говорит Артур, – не будем об этом. Скажи мне лучше, ты все-таки переспала с этим Ричардом?

– С чего бы? – отвечает Лорен. – Я же объяснила: я – верная жена, все эти гулянки не про меня.

– А знаешь почему? – спрашивает Артур и, откинувшись на спинку кресла, достает сигару: – Не возражаешь?

Лорен пожимает плечами, мол, нет, пожалуйста, если тебе своих легких не жалко.

Артур выпускает струйку дыма к потолку и задумчиво провожает взглядом.

– Знаешь почему? – повторяет он. – Я тут смотрел на тебя и всё понял.

– Прямо-таки всё?

– Ну, в смысле, почему Ричарду не обломилось и почему у тебя муж такой, какой есть… рассказать?

– Ну, расскажи. – Лорен пожимает плечами и вдруг вспоминает, как десятилетний Артур уговаривал ее, когда они играли в парикмахерскую, постричь куклу Барби. Но у нее такие красивые волосы! – говорила маленькая Лорен. Ничего, утешал Артур, они отрастут.

Не отросли. До сих пор обидно.

– Твой секрет в том, что ты не любишь мужиков, – говорит Артур, – вообще. Не любишь – и всё. Конечно, я имею в виду секс с ними, так-то – почему бы тебе не любить меня или там твоего Хуана? Хотя Хуан твой, между нами, никакой не мужик, а так… баба средней руки. Короче, любишь ты много кого, а хочешь – женщин. Молодых азиатских девушек. Я три дня наблюдал, как ты вьешься вокруг этой Тамми. Она бы с тобой, кстати, пошла, если бы ты предложила, – у нее всего три месяца, чтобы свалить, счет буквально на дни. Ну, тут ты, увы, упустила свой шанс – еврейчик из Нью-Йорка подсуетился, – но у меня есть идея. Хочешь, я сосватаю тебе проститутку? Азиаточку, как ты любишь. Длинные ножки, маленькая грудка – всё на месте.

Лорен не отвечает. Бледное лицо, бескровные губы. Человеческая статуя. Надгробный памятник самой себе.

– Я же говорю: я хочу, чтобы ты была счастлива. Ну вот, я и предлагаю, – продолжает Артур. – Никто ничего не узнает, только я и ты, и я обещаю – я с тобой об этом никогда не заговорю, если сама не начнешь… Это даже не будет измена, просто опыт, эксперимент. Решайся. Может, хоть что-то поймешь про себя, кто ты есть на самом деле. А?

Лорен открывает рот, чтобы ответить, и слова, одно за другим, падают, словно обломки, обрывки незаконченных фраз, тяжелые, как зажатый в ладони камень, разделенные паузами, одинокие, бесполезные.

– Ты, – роняет она. – Мне. Никогда. Этого. Не. Говорил.

– Ну, вот сейчас говорю, – нерешительно отвечает Артур.

– Нет, – Лорен качает головой. – Ты – не говорил. Запомни: я. Никогда. Этого. Не. Слышала.

– Ну, как хочешь, – нервно усмехается Артур. – Это был твой шанс. Ничейная земля. Город, которого больше не будет. Если бы я был педофилом, – добавляет он, – проводил бы здесь с мальчиками ночи напролет.

Лорен молча встает из-за стола и, взяв сумочку, направляется к выходу. Артур выпускает еще одно кольцо дыма и грустно глядит ей вслед.

Опускается ночь, южная ночь, полная звезд.

Ричард в своем номере смотрит гонконгское телешоу (субтитры на мандаринском). Изредка смеется удачным шуткам, но публика в зале смеется чаще.