Калека с острова Инишмаан

Хелен: Мне всегда Понтий Пилат нравился больше Иисуса. Иисус вообще самодовольный тип.

Бартли: Иисус однажды послал тысячу свиней в море, слыхала о таком? Всех их, бедняг, утопил. А вот в школе всегда пытались это дело замять.

Кейт: Не знала, что Иисус кого-то посылал.

Хелен: Эй, вы там? Крыша поехала, да? Что, крыша поехала?

Кейт: Не поехала у меня крыша.

Хелен: Поехала. Мне недавно ваш знакомый камень сказал.

Кейт: Что мой камень сказал?

Хелен: Ты слышал, Бартли? «Что мой камень сказал»?

Джонни: Хелен, конечно, у бедной Кейт крыша поехала, какого дармоеда шестнадцать лет растила и любила, а он решил, чего с ней жить, уж лучше со своим туберкулезом в Голливуд уехать и там помереть.

ЭЙЛИН встает, схватившись за голову, и поворачивается к ДЖОННИ. БОББИ тоже встает.

Эйлин: (ошарашенно) Что? Что?

Джонни: Гм, ой.

БОББИ грубо хватает ДЖОННИ и поднимает его.

Бобби: Я тебя предупреждал?! Я тебя предупреждал?!

Джонни: А что, они не имеют права знать, что приемыш предал их, уехал — не оглянулся, а теперь умирает?

Бобби: Ничего при себе держать не можешь!

Джонни: ДЖОННИПАТИНМАЙК не создан для секретов.

Бобби: А ну, пошли выйдем. Вот я тебе вмажу, и посмотрим, сможешь ли ты это держать в секрете.

Джонни: Мамашу перепугаешь, Малыш Бобби, мамашу перепугаешь …

Мамаша: Не перепугаешь, Бобби, давай, вмажь ему как следует.

Джонни: Больше ты в моем доме омлета не дождешься, сучка!

Мамаша: Я морковный омлет все равно терпеть не могу.

Джонни: Как что оригинальное — так тебе не нравится.

БОББИ выволакивает ДЖОННИ на улицу. Его визг постепенно стихает. ЭЙЛИН стоит напротив БАРТЛИ, все еще схватившись за голову.

Эйлин: О чем это Пустозвон тут говорил…

Бартли: Отойдите, пожалуйста, а то мне не видно.

ЭЙЛИН подходит к МАМАШЕ.

Хелен: Да на что, на хрен, тут смотреть, одни мокрые парни в каких-то жутких свитерах?

Эйлин: Миссис О’Дугал, о чем это ваш Джонни тут говорил?

Мамаша: (пауза) Я слышала, у Калеки Билли туберкулез, Эйлин.

Эйлин: Не может быть!

Мамаша: Или был туберкулез. Ему сказали об этом четыре месяца назад, а еще сказали, что осталось ему только три.

Бартли: Значит, он, может, уже месяц, как помер. Простое вычитание. Четыре минус три.

Эйлин: Ну, если это Пустозвон болтает, я вам не верю…

Мамаша: Если б это Пустозвон болтал, то и хрен бы с ним, да новость-то от Малыша Бобби. В ночь перед отъездом Калека Билли показал ему письмо от МакШерри. Малыш Бобби в жизни бы не взял Калеку Билли, только вот пожалел его. Ведь его Энни от того же умерла?

Эйлин: Да, и умерла в мучениях. Калека Билли… дни и ночи я проклинала его за то, что он нам не пишет, а когда ему писать?

Хелен: Когда он уже лежал в земле. Да уж, задачка не из легких.

Эйлин: Но… но доктор МакШерри, я его пять или шесть раз спрашивала, он говорил, МакШерри, с Билли все хорошо.

Мамаша: Наверное, он не хотел тебя огорчать, Эйлин, как и все вокруг. (Пауза.) Мне жаль, Эйлин.

Фильм кончается, ХЕЛЕН с БАРТЛИ встают. ЭЙЛИН сидит и плачет.

Хелен: Слава богу, эта хрень кончилась. Куча дерьма.

Бартли: И ни одного телескопа.

Пленка останавливается, остается пустой экран. Зажигается свет, на экране появляется силуэт КАЛЕКИ БИЛЛИ. Его видит только КЕЙТ. Стоит и смотрит на него.

Мамаша: (уезжая в инвалидном кресле) Хелен, так они акулу в конце концов поймали?

Хелен: Да это даже не акула была. Так, длинный парень в серой штормовке.

Мамаша: Откуда ты знаешь, Хелен?

Хелен: Ведь это я его целовала, чтоб меня взяли в следующий фильм, и ему же врезала по яйцам, когда он обещание не сдержал.

Мамаша: Весь шум из-за парня в серой штормовке. Ну, не знаю.

Хелен: Он теперь по-любому долго акул играть не сможет, так я этому хрену врезала.

ХЕЛЕН с МАМАШЕЙ выходят. БАРТЛИ стоит, уставившись на силуэт БИЛЛИ, он только что его заметил. ЭЙЛИН плачет, все еще спиной к экрану. КЕЙТ стягивает простыню, открывая БИЛЛИ, живого и невредимого.

Хелен: (за кулисами. Кричит.) Ты идешь, говнюк?

Бартли: Сейчас иду.

Билли: Не хотел беспокоить вас, пока фильм не кончится.