Каленая соль

В походном шатре, где принимал гетман больших бояр – Мстиславского, Василия Голицына и вместе с ними настороженно приглядчивого Филарета Романова, – царило, мнилось, устойчивое согласие. Все сидели за одним столом, в раскладных дубовых с резьбой креслах, смачивали горло легким винцом, налитым в серебряные кубки. Мягкие сквознячки струились сквозь приподнятые пологи, тень и прохлада располагали к долгой беседе. И хоть соблюдалась чинность – никто не снял шапки и не распахнул одежды, – все же разговор велся вольно, почти по-свойски.

Гетман говорил веско, зряшными словами не сорил, боярские речения выслушивал уважительно, и его почтительная сдержанность не могла не нравиться. Во всем, облике славного воя была та суровая простота, что выдавала в нем мужа бесхитростного, ценившего естество, а не сановную церемонность.

Он разделил с боярами их скорби, погоревал о разоре и оскудении земли русской, проклял смуту и согласился, что спасение ото всех бед – в надежном и праведном государе. Однако, рассудил Жолкевский, без примирения с польским крулем нельзя унять гибельной шатости, а покоя легко достичь, если опереться на его силу, призвав на престол крулевского сына Владислава. Тогда и сам гетман посчитает честью и долгом взять под свою защиту Москву и повернуть войско против самозванца.

– Благочестивы и здравы сии твои помыслы, Станислав Станиславович, – с бархатной мягкостью в голосе плел узор хитроумного разговора осторожный Мстиславский, – да токмо не нашей православной веры королевич-то. Не примут его на Москве.

– Истинно, истинно так, – дружно закивали Филарет с Голицыным.

– Вяра? – задумался Жолкевский. – То важна справа, але можна… вшистко зробич[Вера?.. Это важное дело, но можно… все решить, (польск.)].

– Упрется, чай, Жигимонт, не уступит. Ведомо, что на латинстве твердо стоит. Сперва пущай от Смоленска отпрянет, – с внезапной резкостью выпалил Филарет.

Мстиславский укоризненно поморщился: уговорились же не затевать свары, вести разговор пристойно, без крика.

– Можна, можна, – пытливо глянув на Романова, уверил гетман. Вопреки натуре он вынужден был пойти на притворство.

Накануне Жолкевский получил от Сигизмунда нелепое повеление склонить москалей к присяге ему самому и его сыну разом. Вот и обернулся успех гетмана победой безумного Зигмунда, а «Виктор дат легес». Король уже сам задумал сесть на русский престол. Где же тут быть мирной унии, о которой пекся гюльный гетман? Поразмыслив, Жолкевский посчитал разумным утаить королевскую инструкцию и впредь поступать по-своему. Он был в великом затруднении: войско требовало мзды за службу, а деньги могло дать только боярство. Оно поддавалось на уговоры присягнуть Владиславу, если тот примет православие, но для бояр нет злее кощунства, чем покориться католику королю. Дорого встанет королевская глупость.

– Вверяемся твоей чести, Станислав Станиславович, – торжественно обратился к гетману по окончании преговоров глава семибоярщины. – Наставил на истинный путь. Иного не зрим – присягнем Владиславу. Буди же ему во всяком благоденствии и многолетне здравствовати. А уж мы потщимся порадеть за него. Бысть по тому!

В договоре было записано:

Патриарху, духовенству, синклиту и всем сословиям Московского государства просить короля Сигизмунда, да пожалует им сына своего в цари.

Королевичу венчаться от патриарха по древлему обряду.

Владиславу-царю чтить святые храмы, иконы, мощи и все духовенство; церковных имений не отнимать, в духовные дела не встревать.

В Русии не быть ни латинским, ни других вероисповеданий костелам; жидам не въезжать в Московское государство.

Не переменять древних обычаев; приказными и боярами быть одним русским.

Поместья и отчимы оставить в неприкосновенности.

Основанием гражданского правосудия быть судебнику, коего исправление и дополнение зависит от государя, думы боярской и земской.

Государственных преступников казнить единственно по осуждению царя с боярами и людьми думными; без суда боярского никто не лишается ни жизни, ни воли, ни чести.

Кто умрет бездетен, имение его отдавать ближним, либо кому он наказал.

Доходы государственные остаются прежние, а новых налогов не вводить без согласия бояр.

Крестьянам не переходить ни в Литву, ни от господина к господину.

Польше и Литве утвердить с Русией вечный мир.

Жителей из одного государства в другое не перевозить.

Торговле между государствами быть свободной.

Королю немедленно вывести войско из всех городов русских

Всех пленных освободить без выкупа.

Гетману отвести Сапегу и других ляхов от самозванца и вместе с боярами принять меры для истребления злодея.

Гетману стоять с войском у Девичьего монастыря и никого из своих не пускать в Москву без дозволения бояр.

Марине Мнишек ехать в Польшу и не именоваться государынею московскою.

Отправиться великим послам российским к государю Сигизмунду и бить челом, да креститься Владислав в веру греческую.

На том и постановили.

Бумага все терпит, наипаче благие намерения.